Чувствуй себя как дома

Охранник забирает у меня билет и ставит на запястье печать. Синюю, как на документах.

Людей собралось мало. Я блуждаю по залу и изучаю интерьер. На стенах висят гитары и листики с автографами знаменитостей. Даже Boney M приезжали. Над огромными бутафорными клавишами склонился восковой орел — следит за порядком.

К выступлению готовится какая-то женщина. Чересчур толстые стрелки, растрепанный хвостик, желтый пуховик, издалека смахивающий на одеяло, словно секунду назад она телепортировалась из Антарктиды… Но поет — чарующе, северным альтом и почти не поворачивается к залу. Гипнотизирует сама себя.

Рядом с охранником топчутся Илона и Темыч, а вместе с ними и худощавый мужчина в клетчатой рубашке и очках. Они машут мне и о чем-то болтают.

Тем временем женщина продолжает репетировать, носится по сцене, кричит звукооператору, чтобы тот настроил мониторы. Прикладывался к бутылке. Вино?..

Я пританцовываю — чтобы не превратиться в лед. Холод все ближе и ближе, опережает музыку. Опережает скорость света.

Темыч подскакивает ко мне, размахивает кроликом — единственной выжившей игрушкой. Что-то тараторит, но слова тонут в грохоте ненастроенной гитары.

Люблю моменты, когда музыка оглушает. Можно общаться — каждый о своем и будто бы об одном и том же.

У меня вибрирует в горле, я рассыпаюсь на атомы.

А потом раз — и музыка разносит пространство.

Вдребезги.

Все вдребезги.

Женщина снимает пуховик и бросает его за кулисы. На ней черное длинное платье. Локоны по-прежнему собраны в хвост. Смотрится странно: наэлектризованные волосинки тянутся к прожекторам. Женщина начинает двигаться. Танец плавный, без ритма и рамок, настолько несуразный, что я бы рискнула назвать его гениальным. Она ведьма. Ведьма, занимающаяся черной магией.

Вместе с наэлектризованными волосинками вверх тянутся ноты. Сперва несмело, но затем увереннее и увереннее. Что-то надламывается. Музыка врезается в потолок. В бутафорные клавиши. В нас. Песня парализует меня — готическая, утонченная, дикая. Она ведет гостей в мир, где все носят желтые пуховики и нелепые хвостики.

Интересно, почему люди не слэмятся?

— Танцуйте, — шипит женщина в микрофон. — Завтра ведь может и не наступить, правда?

Из кучки людей вырывается мужчина — тот самый, с которым беседовала Илона. И пляшет так, словно пора вызывать экзорциста.

Вокалистка ему улыбается.

Да уж, едешь, к примеру, в маршрутке, пялишься на какого-нибудь интеллигента в очках и не подозреваешь, что он вытворяет в рок-клубах. Теперь я в курсе, чем занимается мой начальник по вечерам.

Зрители по чуть-чуть подтягиваются к сцене. Девчонки-неформалки, длинноволосые металлисты, даже Илона (с виду — вылитая поклонница поп-музыки) — трясут головами. Я — тоже. Гипноз, не иначе.

Меня бросает в жар.

— Спасибо! — выдавливает вокалистка. Точно кровь сплевывает. — А сейчас — кавер на песню «Рамки» группы «Flеur»!

Зал замирает.

Музыка подползает неспешно. Цепляется за ноги. Плавит пол и вдавливает гостей в фундамент. Хищница, наслаждающаяся муками жертвы.

Темыч дергает маму за руку и что-то бубнит, мужчина в очках танцует, а меня засасывает в трясину. Волнами. Сначала ласковыми, дальше — настойчивее и настойчивее. Я не могу двигаться. Мозг превращается в будильник, но почему-то на это никто не обращает внимания. А я звеню, звеню, звеню…

В ушах — чайки. Трясина подобралась к горлу. Я иду на дно. Со мной это уже происходило, без сомнений. И чайки. И трясина.

Я умирала, до безумия боясь дна.

Чайки визжат все сильнее и скоро перепоют вокалистку.

Сделай одолжение: научись плавать.

Сделай одолжение.

Сде-лай.

Чайки просят меня об этом. Говорят, что я их пугаю.

А я говорю, что погибну в трясине, и — наблюдаю за концертом сквозь мутную пленку воды. Рот выедает соль. Нет, я тону не в болоте. Я тону в море.

Вокалистка пожирает людей взглядом, хрустит их костями и с каждой нотой увеличивается, растет.

У меня подкашиваются ноги. Она… съела стопы и голени.

Опять оно напряжено,

Скажи ему: «Спокойно!

Зубами рвать живую плоть

тебе не стоит — ты гуманоид.

Нет, ты не ящер из глубин,

ты человек, ты не один.

Смотри — вокруг полно людей,

не выпускай своих когтей!»

Все исчезает мгновенно. Остывает так же стремительно, как и нагрелось. И вот вокалистка благодарит гостей за теплый прием, спрыгивает со сцены, надевает желтый пуховик. Интеллигент в очках целует Илону в лоб. Темыч до сих пор что-то бурчит и пританцовывает.

Трясина резко выплевывает меня. Я чудом не падаю. Чайки улетают. Гомонят люди, оглушенные не столько концертом, сколько взглядом вокалистки.

— Познакомьтесь, — Илона тянет ко мне интеллигента, — это мой муж. Павел.

— Очень приятно. — Улыбнуться не получается — губы окаменели. — Аня.

— Темыч вас сегодня напугал, да? — фыркает Павел. Его лицо перекошено, словно устало держаться, и сползает, сползает в никуда.

— Артем, — поправляет Илона.

Она так спокойна, что ее можно сфотографировать, а снимок повесить в Лувре вместо «Джоконды». Лишь сжатые кулаки выдают раздражение.

— Мне нравится его называть Темычем. Ему — тоже. Что такого?