Чувствуй себя как дома

— Нам нравятся заброшки, — хлопаю ресницами я. — Ничего криминального.

Я давно вышел из того возраста, когда хочется кричать о дружбе с домами. Теперь я прячу свое «что-то не так» под подушкой, в кармане, под половицами, но предки чуют его за километр. Хорошее обоняние.

— Захар. — Матушка внезапно обнимает меня. Впервые за миллиарды лет. — Пожалуйста, перестань себя так вести! Иначе мы запретим тебе общаться с Викой!

— С Торой, — поправляю я. — Вы же мечтали, чтобы я дружил со сверстниками.

— С нормальными сверстниками, — добавляет батя. — Сынок, мы с мамой решили, что… В общем, заканчивай школу, и переедем в город. Там поступишь в университет. Все наладится.

Закрой глаза — и ты увидишь бездну.

Закрой глаза — и ты увидишь, как дождь смывает контуры двух ладоней.

Да, мам.

Да, пап.

Спокойной ночи.

Я нормальный.

Вопросы душат меня, но я стискиваю зубы. Рано паниковать. Лишь в одном я уверен: пока Тора живет здесь, я никуда не уеду.

И пусть наш чайник хоть трижды с накипью.

* * *

Всю ночь я не могу уснуть. Страшно, черт побери. В ушах пищат гадкими комарами сомнения. Из-за предков. Из-за Торы.

Из-за кролика.

Дождись меня, помоги попасть в волшебную страну.

На следующий день мне везде мерещится Хлопушка. Мы учимся в разных частях школы, но пьяница-мутант связывает нас. Я вплел себя в ее косу.

После занятий, на крыльце школы, я все выкладываю Торе. Она кивает и, заправив прядь за ухо, как ни в чем не бывало интересуется:

— На какую специальность?

— Не знаю.

— Нужно ведь репетиторов нанимать. Определяйся скорее.

— А как же ты?

Я вцепляюсь в лямки рюкзака. Топчусь, как дурень. Шмыгаю носом — хронический насморк.

Да кого я обманываю.

Хроническое одевчачивание. Сопли розовые, только и всего.

— Мало ли, вдруг и я куда-то уеду.

Весь вечер я стараюсь стереть из мыслей ответ Торы. Предки, ужин, уроки — отдаляются от меня, расслаиваются прокисшим молоком. Что со мной не так?

Что с ними не так?

* * *

Теперь мы с Торой не говорим о переезде. Мы молчим о нем, как об опухоли. Ощущаем ее и боимся.

И все же мы не унываем. Тора часто играет на скрипке и поет мне свои песни — волшебные, удивительные. И дрожит, краснеет, невпопад смеется, будто они способны нас разлучить. А впрочем, так и есть. Пишет Тора чаще всего о расставании.

Когда она играет на скрипке, ее лицо меняется до неузнаваемости. Глаза наполняются уверенностью, решимостью. Тора тонет в музыке, отдаляется от меня с каждой нотой, и я ничего не могу с этим поделать.

Мы встречаем последние школьные каникулы. Навещаем Ворона. Обводим наши отпечатки и Облако. Объедаемся пирогом с яблоками и жареными орехами. Играем в прятки. Отбиваемся с Воробьем от Пашки. Плетем косички. И всегда, прощаясь, смотрим друг на друга долго-долго, чтобы запомнить на случай апокалипсиса.

Тора не признается, кем мечтает стать. Еще одна запретная тема.

Еще одна опухоль.

В июне Пашка все же нас достает. Мы сталкиваемся с ним у моря, чуть поодаль от поселка. Тора обожает гулять здесь вечером — нам нечасто удается побыть наедине. С нами постоянно дома?. Вдыхая соленый воздух и стискивая мини-ладонь мини-девочки, я начинаю понимать язык моря. Оно любит затворничество. Слышит миллионы голосов и мечтает оглохнуть.

Солнце приближается к горизонту. Я сую руки в карманы. У меня завалялась горстка орехов, и мы с удовольствием их уминаем.

— Приятного аппетита, — желает кто-то.

Мы оглядываемся. Пашка. Естественно, Пашка. Мокрый, в плавках — он только-только из моря. Странно, что мы его не заметили. На песке валяется доска.

Пашка уже год занимается серфингом. До него в нашем поселке о подобном и не слыхали — а тут на тебе. Я бы тоже попробовал, но предки ни за что мне не позволят.

— Как жизнь? — Пашка цокает, да так громко, что язык вот-вот отвалится.

Тора хватает мой локоть. Паникует — сегодня мы без брони.

— Сыграем в прятки? Вы же любите прятки, да? А мне надоело… Надоело искать вас.

Он расправляет плечи. Солдат недоделанный. Ухмыляется — мы на его территории.

— Прячемся по правилам: от нашей улицы до вашего любимого холма.

— А если мы не согласны? — сглатываю я.

— Вчера, когда вы ворковали в гостях у Ворона, — дурацкое имя! — я снял вас на видео. Все-все снял. И как вы общаетесь со стеной. И как гладите пол, чтобы воображаемый друг не плакал. Какое горе, у него отвалилась оконная рама! Я включу эту запись вашим родителям. Интересно, как они отреагируют?

Тора сжимает кулаки и, не сводя с Пашки взгляда, цедит:

— Откажись, Захар.

Но я не могу. Ее предки не шарахаются от нашего «не так». Мои — борются до сих пор и в особо тяжелых случаях пихают мне в глотку пилюли.

— Нет, давай сыграем. Почему бы и нет?

Мы же нормальные.

— Ладно, — неожиданно быстро уступает Тора. — Кто считает?

На лице Пашки змеится усмешка. Его светлые волосы торчат, как бы он их ни прилизывал. Под губой — ссадина — очередной подарок от Ворона.

— Ты. — Он толкает меня в грудь. — А мы с твоей подругой спрячемся. Спорим, не найдешь?

Я кошусь на Тору, и она отдает мне орехи.

— Потом доедим.

— Может, будешь считать? — предлагаю я.