Чужая. Часть 2. Мёртвый дом (СИ)

Как всегда, удивляясь и радуясь этому чуду, Берта остановилась на краю поляны, обводя изумлённым взглядом залитое солнцем ярко-голубое пространство. По мелким цветам скользят тени бегущих по словно вымытому недавним дождём небу облаков, добавляя этому месту инфернальности.

…Эта автономная галактика не была так уж необитаема. Широкоплечий сутулый человек неподвижно стоял в нескольких шагах от Берты. Нарушить священную тишину поляны окриком показалось Берте кощунственным, и она преодолела эти несколько шагов и просто положила руку ему на плечо.

- Уходишь, - безжизненно произнёс Крис, и в голосе его не было вопросительных интонаций.

- Да, - коротко, жёстко, но иначе ведь никак нельзя. – Прости.

- Брось. Я же говорил, что предсказания Дары всегда сбываются, - он оскалился, и Берта подумала, что уже успела привыкнуть к этой его нечеловеческой улыбке.

- А ещё ты говорил: «Мы в ответе за тех, кого приручили». Меня уже Рива обвинила в том, что я тебя бросаю.

- Кстати, «Маленького принца» можешь забрать себе. Никогда не любил эту книгу, - он повернулся к Берте, легонько взял её за плечи. – А у Ривы вместо мозгов… солома, - на язык явно просилось более крепкое словечко. – И вместо языка – помело. Ты её больше слушай! …У тебя свой путь. Вот и ступай по нему. У каждого в это мире своя дорога. Наши с тобой дороги случайно пересеклись – что ж, остаётся только благословить ту случайность, которая нам с тобой подарила этот год. Теперь пришло время этим дорогам разойтись. Всему на свете свой срок. Живи – только непременно счастливо. А я… ну, я же всё понимаю.

Берта улыбнулась. Вот за что она любила всю эту странную компанию оборотней – всю целиком и каждого по отдельности – это за то, что здесь никому не надо было ничего объяснять. Тут все всё понимали и так. Раньше она думала, что это качество присуще только одной человеческой особи, а именно – Ремусу Люпину. Но оказалось, что умение чувствовать человека – это отличительная черта всех оборотней. Иногда без такого умения просто не выжить.

Берта, скользнув рукой по рукаву рубашки Криса, крепко сжала его ладонь в своей.

- Прощай, Крис.

Он повернулся к ней, взял её свободной рукой за подбородок.

- Ты что загрустила, Помненка? – не улыбается, а в глазах всё равно смешинки.

Помненка… Да, этого ласкового словечка ей тоже будет не хватать. Крис называл её так с их первого лета. Наверное, самого счастливого для Берты. Они тогда на этой поляне с незабудками почти что жили. Даже ночевать иногда оставались. В честь этого простенького голубого цветочка Берта и получила от Криса своё прозвище – «незабудка» по-чешски звучала именно так.

Крис погладил её по щеке.

- Как будто навсегда расстаёмся. Ты ведь в Лондоне остаёшься?

Берта нахмурилась.

- Да по правде говоря, ещё и не знаю… – как же это она у Ремуса спросить не удосужилась, где находится это его хвалёное убежище?!

- Да уж, любовь – это страшная сила, - хмыкнул Крис. - Но ты всё равно, в гости-то заходи. И своего приводи. Любопытно было бы на него посмотреть. Может, понятно станет, в кого ты такая в полнолуние…

- А какая я в полнолуние? – Берта никогда об этом не спрашивала, ей попросту было неинтересно.

- Красивая, - коротко ответил Крис. Потом, видимо решив, что в таком случае ответ надо давать более развёрнутый, уточнил: - Самая красивая.

- Что, красивей Элки? – чуть-чуть улыбаясь, насмешливо глянула на него Берта.

- Угу, - убеждённо кивнул Крис. – Знаешь, этот серебристый оттенок шерсти тебе очень идёт…

Оба рассмеялись, и потом ещё долго, возвращаясь сквозь те же дебри к домику, Берта слышала за спиной его отрывистый, не очень человеческий смех.

========== Глава 2. ==========

Год этот для Берты с самого начала выдался очень недобрым.

…Зимой слегла Дара – да так слегла, что, казалось, и не встанет больше.

Толкового зельевара в стае не было – да и откуда бы ему там взяться? – так что эту почётную обязанность пришлось взять на себя Берте. Чего-чего только не перепробовала она, чтобы вылечить Дару! (Хорошо хоть догадалась летом побродить по лесу, пособирать разных травок).

А Даре-то зелья уже были, как мёртвому припарки. Она и не ела уже – только воду тянула из гнутой металлической ложки. А так – просто лежала, неподвижная. Белые косы, будто покрытые нетающим инеем; незрячие глаза, запертые усталыми потемневшими веками.

Берта целыми днями просиживала у Дары в лачуге. Смотрела. Есть в смерти своё очарование… Пергаментно-сухая кожа начинает отсвечивать свечным воском, морщины становятся барельефами. И сквозь лицо проступает – лик.

…Место, где жила Дара, даже лачугой не назовёшь. Скорее, это большая стылая нора: пробираться в неё приходилось чуть ли не ползком, а внутри можно было только лежать или сидеть. Что они и делали – Дара лежала на тощей подстилке, укрытая каким-то тряпьём, а Берта сидела на земляном полу, почти касаясь макушкой низкого земляного потолка, с которого свисали клочья седой паутины. Присматривала за больной, ухаживала. Опыт медсестры, привезённый из среднеазиатского госпиталя, оказался как нельзя кстати.