Чужая игра для сиротки. Книга2

Мои ноздри втягивают воздух, густо приправленных запахом страха. Бояться здесь все, но громче всех, конечно, герцогиня. Это не может не радовать. Каждый нерв в моем теле замер в ожидании долгожданной мести. Тьма нашептывает тысячи способов, которыми я могу последние дни поганой твари очень долгими и мучительными. А другая моя часть толкает в спину, призывая поскорее раздавить гадину, потому что она уже почти бесполезна.

Нет. Успокойся, Нокс.

Прежде чем оторвать мухе крылья, нужно заставить ее пожужжать.

В кабаке уже на удивление пусто. Только из-за стойки выглядывает седая макушка кабатчика. Мой короткий рык с призывом убираться подальше, он понимает сразу, ползет и проваливается в подпол.

— Куда-то собралась, герцогиня? — говорю елейным голосом, вкрадчиво шагая по следу ее крови на грязном дощатом полу. Она почти доползла до двери, но я успеваю схватить ее за лодыжку и втаскиваю обратно, как тушу рыбы, которой не удалось сорваться с крючка. — Но-но, моя хорошая, разве прилично сбегать от расправы? Разве призрак твоего гниющего папаши не рассказывал тебе, как это бывает, а? Чем дальше ты пытается сбежать — тем приятнее палачу поджигать твои быстрые пятки.

— Нет! — в три глотки орет она, нелепо пытаясь сбить мою руку пяткой здоровой ноги. — Тебя не должно здесь быть!

— Сюрприз, моя хорошая! Все для тебя, как видишь!

Хохочу, потому что она, сама того не зная, только что сделала мое удовольствие от предстоящей пытки еще слаще. Теперь я точно знаю, что и великую интриганку обвели вокруг пальца. И кто, Хаос всемогущий! Моя бестолковая невеста!

Хотя, вынужден признать — не такая уж и бестолковая.

Глава шестьдесят вторая: Герцог

Я, как опытный паук, оттаскиваю свою жертву в дальний конец зала, к деревянному столбу, который подпирает покосившуюся крышу. Герцогиня истекает кровью и это хорошо видно по ее лицу — оно стремительно бледнеет, а с посиневших губ срывается все меньше громких стонов. Нет, она проживет еще достаточно, чтобы рассказать все, что я захочу знать, но живой она будет более полезна. Так что, подавляя отвращение и скрепя сердце, обрываю рукав своей сорочки и перевязываю ее продырявленную в нескольких местах ногу. Мерзавка пару раз пытается лягнуть меня пяткой, но в ответ я без сожаления пинаю ее носком сапога прямо в только что перевязанные раны. Она орет такой отборной руганью, что даже я чувствую себя удивленным.

Хотя, стоит ли? Дрянь водится с отбросами и людьми без чести. А у таких, как правило, грязны не только помыслы, но и речь. Тяжело говорить о гнусностях красивыми витиеватыми словами.

Осматриваюсь в поисках какой-то веревки, и задерживаю взгляд на тяжелой цепи, на которой болтается подвешенная под потолком «люстра» — старая закопченная и залитая свечным жиром доска с огарками.

Обрываю ее и когда свечи падают на одежду, стряхиваю их как старый пес.

Это уже не больно.

Ничего в этом мире уже не будет больнее чем мысль о том, что я все потерял. И что Тиль…

Я поглядываю в сторону герцогини. Сейчас она уже не кажется так уж похожей на мою маленькую монашенку. В первую очередь змеиным взглядом и презрительно сжавшимися губами. Тиль никогда не смотрела на меня так, словно я противнее трупных червей.

— Ты не имеешь права! — орет герцогиня, когда я рывком, как тряпичную куклу, придавливаю ее к столбу, и дважды перехватываю тяжелой цепью. — Ты мерзкий, противный…

Мы встречаемся взглядами, когда я закидываю край цепи ей на голову, делая петлю, и затягиваю один край достаточно сильно, чтобы толстые ржавы звенья лишили ее возможности дышать. Осматриваюсь, в поисках стула, нахожу поблизости табурет, и чтобы дотянуться до него, еще сильнее натягиваю цепь.

Герцогиня хрипит и судорожно дергается.

Усаживаюсь напротив, вытягиваю ноги, запрокидываю голову и даю себе короткую передышку. Нужно успокоится, взять Тьму под контроль, пока она окончательно не поглотила весь мой Свет. Его, увы, осталось не так уж много. Но, может, оно и к лучшему? Герцог Нокс, даже если живет дольше остальных и с дьявольским везением выбирается даже из самых поганых переделок, все равно слишком слабая фигура, чтобы в одиночку вытащить Эвина. А машина для убийства, нашпигованная одними лишь инстинктами и неутолимым голодом, вполне может расправиться с маленькой армией. Главное, чтобы нашелся смельчак воткнуть нож в затылок этой бешеной псине, пока она не обратила взор в сторону тех, кого только что спасла.

Я послабляю цепь, когда в хрипах герцогини появляются знакомые мне звуки предсмертной агонии. Не без удовольствия наблюдаю за тем, как она хватает воздух сухими губами и жадно слизывает с губ потеки слез.

Что-то все-таки неумолимо меняется в ее лице — теперь это невозможно не заметить. Другой овал, опущенные уголки глаз, перекошенный рот, тонкие. Покрытые каким-то белесым налетом брови.

Подаюсь вперед, разглядывая проступающие сквозь лицо «Тиль» метаморфозы.