Чужая колея

– Езжай прямо, – откликнулся Марк после короткой паузы. – Проедем как-нибудь. В переулках этих только подвеску долбить.

Опасения водителя оправдались – улица делала плавный изгиб, после которого глазам открылась типичная картина ликвидации ЧП: мерцающий свет мигалок, суетливое движение людей в пожарных костюмах и синих комбинезонах «Скорой помощи», колышущаяся толпа любопытных на безопасном удалении. Один из заборов по правой стороне дороги зиял проемом распахнутых настежь ворот, за забором возвышалась двускатная крыша, из-под которой уже вырывались короткие языки пламени.

В одну из двух машин «Скорой помощи» фельдшер и помогающий ему пожарный торопливо закатывали носилки; того, кто на них лежал, было не рассмотреть – человек оказался по самую шею прикрыт белой простыней.

– Глядите, увозят одного, – принялся комментировать таксист. – Или обгорел, или надышался. А я ведь знаю этот дом, как-то раз забирал отсюда пассажира. Ничего так дом – большой, и пристройки во дворе разные, богато живут, короче. Ну, вернее, жили. А вон, видать, и хозяин, – показал он на мужика лет пятидесяти, провожавшего до «Скорой» носилки, а потом, когда машина стала отъезжать, заполошно оглянувшегося на горящий дом и вновь кинувшегося к воротам.

– Чего уж теперь суетиться, – произнес таксист с каким-то, показалось Марку, фальшивым сочувствием. – Теперь уж не потушить.

– Ты лучше вправо прими, – раздраженно скомандовал Марк. – Дай «Скорой» проехать.

– Ага, – таксист выполнил распоряжение, после чего услужливо предложил. – А что, Марк Григорьевич, вон там, по левой обочине, кажись, можно проехать. Может, попробовать?

Несколько секунд Марк сидел молча, словно не услышав вопроса, и задумчиво разглядывал языки пламени, бьющие из-под кровли теперь уже по всему периметру.

– Стой здесь, – наконец произнес он и, решительно распахнув дверь, вылез из машины.

Хаотичное нагромождение звуков, ранее приглушенных поднятыми стеклами и музыкой из магнитолы, обрушилось на него, словно симфония сумасшедшего композитора: утробный рев бьющего из окон и из-под крыши пламени смешивался со звонким треском горящего дерева, звучали отрывистые команды пожарных, стоящая рядом толпа зевак издавала многоголосый беспокойный шум, среди которого лишь изредка можно было различить отдельные фразы: «Хозяин-то, хозяин подойти не может», «Митрич это, сосед, Варьку, жену его, на «Скорой» увезли, дети-то в Москве, а внуки в школе, небось», «Спаси, господи, дома нет никого?», «Ишь, собака надрывается, в сарае, видать, оказалась, как угораздило-то ее туда залезть?», «Да чего уж теперь – собака? До нее и не добраться теперь, люди хоть живы». И только один звук – звук настоящей, смертельной беды – выделялся из этой какофонии, покрывал ее, словно отодвигая на второй план – где-то в доме лаяла собака. Это не был предупредительный лай сторожевого пса, в нем не звучало ни злобы на чужих, ни желания привлечь хозяйское внимание, ни стремления ответить городским сородичам – это был полный предсмертного ужаса призыв о помощи. Уже хриплый, он временами сменялся отчаянным визгом, смешанным с протяжным и тоскливым подвыванием.

Хозяин бестолково метался по двору, периодически делая попытки приблизиться к горящему дому, но неизменно отскакивая от нестерпимого жара, каждый раз страдальчески выкрикивая: «Грэй! Грей! Ах ты ж боже мой!»

Дом было уже не спасти, лишь один пожарный направлял струю в окна горящего здания, двое других поливали стоящие сразу за забором хозяйственные пристройки соседей, чтобы не допустить распространения огня по плотно застроенной улице.

В углу двора Марк заметил старый, ржавеющий под открытым небом мотоцикл с коляской, на седле которого валялась выцветшая, с наполовину оторванным рукавом брезентовая куртка. «Собака в пристройке, бедолага, – услышал он за спиной, – видать, из дома перебежала, а обратно никак уже, а там вон щеколда на двери». «Колян, зырь, крыша проседать начала», «Все, пипец, ща рухнет».

– Грэ-э-й! – вдруг протяжно завыл хозяин, и этот тоскливый вой будто толкнул Марка в спину, выводя из гипнотического оцепенения, с которым он уже несколько секунд наблюдал за разрушительной работой огня.

Он рванулся к мотоциклу, сорвал с седла куртку, не раздумывая, бросился к широкому, подпертому толстыми балками навесу, под которым сквозь дым едва просматривалась узкая деревянная дверь пристройки. Не успев увернуться от стоящего на дороге хозяина, он сильно задел его плечом, повалив на землю, сам едва устоял на ногах, но уже через пару шагов резко затормозил, остановленный нестерпимым жаром. Марк бросил куртку на землю, повернулся к ближайшему пожарному.

– Сюда дай! – заорал он, стараясь перекричать рев пламени и тыча пальцем в распростертую у ног куртку. – Дай сюда, лей!

– Куда? Назад! – крикнул пожарный.

– Лей, говорят! Ну же!