Наемники, предвосхищая мои желания, усадили графа лицом к децималу Седдику. Подняли за бедра, поводили мускулистым задом и опустили.
Ш-шшпок!
Второй раз заорать граф не успел, один из наемников так же сноровисто набросил ему на голову его же пояс, завязал его через открытый рот. Пояс мокрый, в наркоте, уже успели вымочить. Второй дождался, пока кол не покажется из плеча графа, несколькими ударами откуда-то взявшегося молотка расплющил его острие и водрузил туда плошку с наркотическим зельем. Щелкнул зажигалкой, которых так много наделал мастер Виктор, вверх потянулся дымок.
Умелые ребята.
Вот как быстро и слаженно все делают, выдрессированы хорошо! Палача-то уже нет, наверное… А эти пригодиться могут, в городе от них все отвернулись уже давно, бежать от меня им некуда, верные будут, как псы…
Два выстрела прозвучали одновременно, оба наемника рухнули под ноги хозяина.
– Спасибо, – сказал я зачем-то.
Барон Седдик улыбался. Он улыбался шире и шире, изо рта его пошла тонкая струйка крови.
– Покойся с миром, друг. – Я приставил ствол пистолета к его груди, попытался потянуть за спуск.
Пальцы не слушались. Я не ощущал свою руку, по ней бегали отвратительные слабосильные мурашики, как будто и не было ничего. Как будто не я недавно прикончил троих и как будто не я приказал усадить на кол одного.
Да что же я делаю! Ведь он страдает!
Выстрел в сердце.
Второй. В его жену. Тоже в сердце.
Мой учитель обмяк, но голову держал ровно. Через наступающий туман беспамятства я видел, что он продолжал улыбаться, даже сквозь кровь и смерть.
Почему-то мне казалось, что он улыбается мне. Я очень хотел на это надеяться.
И тут стало темно.
Я открыл глаза и лежал, глядя в потолок. Потолок кружился у меня перед глазами, кружился, стремился куда-то вдаль. Мир походил на большой куб, стальной, покрытый почему-то теплым мехом. Чуть нажмешь, а под ним сталь, гладкие ворсинки не прожимаются и на сантиметр вглубь.
– В институт опаздываешь! – донеслось откуда-то со стороны. Ну так и опаздываю, ну и ладно… Можно и…
Вставать. Вставать, бриться, умываться и одеваться, потом брать свою сумку с тетрадями и бегом в институт.
Пряча лицо от родителей, прошел в ванную комнату, включил холодный душ и с минуту стоял под упругими струями воды, совершенно не ощущая, как дубеет кожа. Но мало-помалу стал рассеиваться туман в голове.
Может, забить сегодня на институт? Не ходить туда просто?
Надо выйти на улицу.
Сам не зная как, я оказался в «Макдоналдсе» около станции метро.
– Коньяка, – попросил я у продавщицы, которая уставилась на меня как на видение. – Ну что смотришь? – Я положил на стойку несколько крупных купюр.
– У нас не продают, могу предложить вам… – Она поглядела на меня с явным страхом, и почему-то это меня отрезвило. В самом деле, ну что я делаю-то? Кому все это надо?
Через силу улыбнулся, забрал деньги, дотопал до недавно открывшегося супермаркета. Охранник за стеклом сморщился, но отступил в сторону, пропуская меня внутрь. Непростой магазин, тут только новые русские затовариваются. Хмуро глянул на собрата-охранника, подошел к здоровенной витрине.
– Чего желаете? – возник за спиной консультант, лощеный молодой человек в дорогом костюме. Показалось мне или нет, но скрывалась у него в глазах этакая усмешка, мол, не с моим калашным рылом-то да в свиной ряд, или как там его правильно…
Я открыл кошелек, показал стопку купюр.
– Коньяк, хороший. Лимон. Два стакана пластиковых. Батон черного хлеба.
Показалось мне, точно, что тут был кто-то? На кассе пробили чек, я без звука расплатился, двинулся в сторону выхода, сгорбленный, с пакетом под мышкой.
– Эй, приятель. – На плечо мне опустилась чья-то тяжелая рука.
– Что? – Повернулся я. Передо мной стоял охранник магазина.
– Забыл. – Мне в карман вложили несколько бумажек и мелочь, сдачу. – Сдачу забыл, говорю. Иди-ка ты домой, что в таком состоянии по улице шататься? Налетишь еще на кого ненароком. Может, тебе такси вызвать?
– Спасибо. Я сам. – Я пошел к выходу.
Тут, около железнодорожных путей, никого не бывает. Почти что никого. Для бомжей место неудобное, слишком открытое, для того, чтобы поставить ларек – тоже не комильфо, народ тут не ходит. Парк небольшой, яблоневый, лавочки стоят вдоль тропинки, но с приходом перестройки про уборку территории прочно забыли. Не говоря уж о том, что надо бы снег сгребать… Так и оставили. Детьми мы сюда бегали, а взрослыми нет уже, у взрослых свои заботы.
Лавируя между сугробами, добрался до укромного места, чтобы с улицы не просматривалось. Смел снег с лавочки, сел на подол куртки. Положил на пакете рядом два стакана, нарезал хлеб, лимон. Выпил стопку, но закуску не тронул.