Чужая сторона: рассказы

Свезло как-то с ногами: короткими, деформированными, почти декоративными… Майе пришлось с ними ползать по квартире, потому что брат почём зря занимал общую инвалидную коляску, катался и пел.

— Там, где пехота не пройдёт и бронепоезд не промчится, солдат на пузе проползёт! — сопровождал он натужные перемещения сестры. — И ничего с ним не случится!

В конце августа Майя впервые проснулась беременной: пришло не просто тело, но вместе с ним человек. Ей нравилось гладить тёплую кожу на крепком натянутом животе и ощущать себя огромной шкатулкой, хранящей жизнь.

— Своих-то детей уже не вырастишь, — вздыхала мать. — Только переходящие теперь, только дети мира. Ты, смотри, терпи неделю, не рожай, растить не на что…

Такси встало в гудящей пробке. Закат Майя пропустила. Она выскочила из машины, пошла в сторону набережной. Небо потускнело и переходило из голубого в синее, а жёлтые листья на деревьях горели от фонарного света.

Улица напоминала непрофессиональный подиум: толпа шла коряво и вразнобой.

У реки встретило одиночество.

Майя подошла к чугунным перилам и потянула подбородок вперёд, в сторону воды, вдохнула прохладный воздух. Прохлада вечера почему-то ощущалась только под носом, лицу было комфортно и благостно, а вот руки очень быстро заледенели: видимо, однажды кто-то их обморозил.

— Тебя беспокоит, что ты не можешь потрогать своими руками своё же лицо?

Это слева подошёл кто-то с головой стильно стриженного, зеленоглазого, лет около двадцати. Всё ниже шеи у него было спрятано в объёмном синем пальто. От него летел тонкий аромат парфюма.

Майя быстро разговорилась. Она вообще чувствовала, что в новом мире время идёт очень быстро и времени вечно ни на что толковое не хватает. Если бы этот парень сразу предложил ей пойти и заняться сексом, она бы, наверное, согласилась. Но он не предлагал.

— Да, прямо по паспорту Эмиль, — представился парень. Он протянул руку из широкого овала рукава, Майя пожала её и скользнула глубже в рукав. Запястье было пушистым, густо заросшим чёрным и жёстким волосом.

 — С таким не замёрзнешь.

— Мёрзну!

Эмиль рассказал, что его голове двадцать три года, что он мечтал стать пожарным и даже успел поступить в академию МЧС, но потом смысл профессии почти потерялся и он бросил учёбу: «Пожары никуда не делись, но тушить их одним знанием теории?»

Теперь у него было несколько подработок — по состоянию.

Лицо Эмиля притягивало взгляд. Майя потянулась сморщенными покрасневшими пальцами к его подбородку, погладила:

— Чужие руки чужим рукам рознь.

Они прошлись вдоль реки. Эмиль заманил Майю в небольшую пекарню:

— Всегда вкусные булочки. Временами кривенькие, но форма не главное.

Расставаясь, они обменялись телефонами.

С того сентября Эмилю вечно доставались некомфортные тела: неполноценные, нездоровые, о совместных прогулках пришлось надолго забыть. 

Каждую неделю Эмиль спрашивал в чате:

— У тебя хэви бади или хэппи бади? У меня хэви…

Майя, когда сама могла, ездила к Эмилю на квартиру и помогала ему ухаживать за собой. 

У всех его тел был единый запах — аромат парфюма Paco Rabanne, и это их как-то объединяло. У всех тел были общие — его — повадки, его темп движений. Майя раньше не думала, что даже большими грубыми руками можно прикасаться осторожно и трепетно.

— У меня сегодня настоящая китовая туша! — позвонил он в середине ноября.

Ему выпало тело тучного мужчины: опухшая, надутая шея со складками, отёкшие локти и колени. У Эмиля не было одежды большого размера, и Майя, пользуясь кое-какими связями в спас-центре, раздобыла ему комплект белья и верхней одежды. Она привезла вещи, помогла Эмилю переодеться и решила во что бы то ни стало его выгулять.

Она вынесла стул к подъезду и помогла Эмилю спуститься на улицу. 

— Хэви бади, хэви лайф, — тяжело опустился Эмиль на стул.

Ноябрь стоял пронзительный, уже почти белый, тихий.

— Я люблю тебя, — сказала вдруг Майя Эмилю. Сначала сказала, а потом прочувствовала: это было правдой. Любовь ударила ей в голову, в этом мире буквально — влюблялись в головы. Она полюбила даже не живой череп, а его — какого-то эфемерного, прячущегося где-то за огуречными радужками, существующего в виде облака теплоты и нежности, в виде души.

— Я тоже тебя люблю, — сказал Эмиль.

И Майе сразу стало комфортно в её чужом теле. Пусть у этого женского тела среднего возраста не было двух пальцев на левой руке, пусть бёдра были в растяжках и шрамах, пусть болели проколотые соски, ей показалось, что она полюбила себя в тот момент его глазами.

После такого признания особенно сильно захотелось заняться с Эмилем любовью. И пусть у него было отталкивающее тело, и пусть всегда теперь в этом мире-чизкейке казалось, что в постели не двое, а четверо, пусть — захотелось.

По пути домой Майя вновь и вновь размышляла: зачем это всё так придумано? В чём мораль такого мироустройства? Стоит ценить своё тело? Нужно уважать и ценить людей? Как ты к другому, так и к тебе? Это правило, к сожалению, не работало.