Чужая жизнь. Мистические практики для обретения самого себя

В детстве я часто уходила в лес за домом, где пела песни и рассказывала истории воображаемым лесным друзьям. По завершении хорошо проведенного дня я собирала трофеи в кленовой роще. Камни и листья, покрытые глиной из темного оврага, камыш из пруда, где я наблюдала в течение всего лета, как крохотные головастики превращаются в лягушек, или полевые цветы из луга, где слышала, как змеи проползали через высокую сухую траву. Природа для меня была великой матерью, которая во времена растущей тревожности в семье всегда радостно принимала меня в свои объятия.

Я вернулась к этим прекрасным лесам примерно спустя двадцать лет, только для того, чтобы, куда бы ни кидала взор, везде натыкалась на переполненную людьми строительную площадку. Канула в Лету лесополоса, обозначавшая конец образа жизни, ориентированного на личностный эгоизм; канула в Лету тропинка, бежавшая от луга через овраг к лесу; также не осталось и следа от невидимых змей, и лягушек, и предзакатного пения птиц. Я помню, как долго стояла в немом оцепенении, уверенная, что по ошибке забрела в другое место, совершенно не понимая, где нахожусь, без этих важных природных ориентиров.

Рассматривая наши современные отношения с природой, вы можете сказать, что мы все вместе постоянно находимся в дезориентации. Я считаю, что такой большой степени потерянности, которую сейчас ощущаем, мы «обязаны» культуре, и это результат того, насколько враждебно мы стали относиться к окружающей природе. Мы не только разобщились с природой, но и ввели обезболивающие средства, чтобы не чувствовать этой огромной утраты. Многие люди даже не догадываются, что потеряли, потому что никогда не знали об этом, но где-то в глубине наших психологических установок идти вперед любой ценой и во что бы то ни стало быть востребованным скрывается сокровенный источник боли: наша отчужденность от земли как таковой.

Конечно, мы никогда полностью не можем быть разобщены с окружающим миром, потому что, подобно любому живому существу, фактически буквальное выражение земли. Но в угаре от того, что мы как биологический вид создали, а затем назвали цивилизацией, у нас появилось желание воспринимать себя покорителями природы. Забывая, оказавшись в какой-то пандемической амнезии, истинное происхождение, которое делает все это возможным.

Наше сознание настолько отключено от хитросплетения жизни, что мы приходим к пониманию великодушия земли как к своим ресурсам, которые можно приватизировать и превратить в товар ради извлечения прибыли. Мы настолько очарованы строительством нашей бесконечности, сужением туннелей производительности, что стали отдаляться от самого своего тела, которое поддерживает и дает нам силы к существованию. Мы больше не видим, как это происходит, в результате того, что пожертвовали жизнями другие люди, которым мы предоставляли убежище и ежедневно заботились о них.

Сейчас мы столкнулись с последствиями такой односторонней идеологии. Наравне с изменением климата, загрязнением океанов и воздуха и истощением природных ресурсов мы сами, как пишет Джоанна Мэйси, встретились лицом к лицу с шестым массовым вымиранием на нашей планете [101]. Даже при быстром сокращении биологических видов и растущем числе экологических катастроф, что прямой результат человеческой жадности и вмешательства, как ни удивительно, все еще находятся люди, которые отвергают нашу ответственность за этот медленно текущий апокалипсис.

Как же мы прошли весь этот путь от того, что были частью этого великого тела земли, и до ощущения полной разобщенности с ним? И что нам нужно сделать, чтобы вернуться к принадлежности этой экосистеме?

Наше излишнее подчеркивание рационализма атрофировало чувство жизни, а именно способность чувствовать и соединяет нас с умением поставить себя на место другого человека. Такая способность к состраданию играет жизненно важную роль в нашей взаимозависимости друг с другом и со всеми живыми существами. Это и есть чувство со-бытия с группой людей или с местом, которое заставляет нас радостно ощущать ответственность за него. Мы призваны служить этому всеми нашими жизнями. Без ощущения сопричастности с другими формами жизни они становятся одноразовыми. Кстати, а не в этом ли чувстве одноразового использования берет начало наше личное изгнание?

Мы говорили о нашей одержимости материальным достатком и как это дает о себе знать утратой мифической жизни. Но без мудрости земли, передаваемой в рассказах наших старцев, мы бы закончили дни в эволюционном тупике. Вместо того чтобы быть в ежедневной общности с обучающими историями, которые приходят от растений и снов, духов животных и предков, наши будущие поколения будут воспитываться на все более увеличивающемся количестве пустых образов.