Чужая жизнь. Мистические практики для обретения самого себя

Такой образ мышления ― один из главных характерных признаков женственности. Он отсылает нас обратно к воспоминаниям о первичных элементах, из которых мы созданы и в прямой зависимости от которых находимся. Подобно конической крыше вигвама, которая по сути представляет собой самоподдерживающую структуру, мы облокачиваемся друг на друга с каждой стороны. Центр устойчивости находится везде, и если кто-нибудь выпадет из нашей общности, то мы все по большому счету так же упадем. Одной из главных особенностей инь является духовное начало, которое делает возможным наше воссоединение с более обширной тканью человеческой жизни, для которой мы всего лишь тонкая нить.

Не Логос и его мир порядка, разума и слова должен быть приуменьшен в наших оценках, а указания, отданные Эрос, и не наоборот.

С Эрос непросто поговорить откровенно, потому что, в отличие от Логоса, она нелогична, уклончива и непрямолинейна. Это опосредованно ощущается в наших мимолетных встречах с природой, в опыте познания символов и истории, музыки и ритуала, в отношениях с окружающими и в самом ощущении тела. Эрос ― это наше желание соединиться с жизнью, установить отношения друг с другом, разделить с кем-то близость и чувствовать ее. Да, это и есть любовь, но также и способ реализации впечатлений и познания воплощения в других. Эрос ассоциируется с ощущением безопасности и благосостояния, с доброжелательным принятием в свои объятия всех своих черт изгоя. В более широком смысле Эрос ― это свойство принадлежности, к которому мы так стремимся в жизни.

Идя в свой внутренний мир во мраке ночи, мы возвращаем себя к разнообразию проявлений нашей связанности. Это своего рода «интернет», где передаются сны, видения и озарения. Именно здесь мы обретаем истинный центр, из которого устанавливаем связь с остальным миром.

Для нашей культурной среды свойственно использование такого понятия, как «не от мира сего», причем в уничижительном значении – для описания тех, кто оторван от действительности или нечестолюбив. Но что будоражит и восхищает меня больше всего в снотворчестве, так это то, насколько прозаическим оно ощущается, когда мы им занимаемся. Одна из причин, подтверждающих, что это истина, заключается в том, что сны ― проявление очень крупной экосистемы, частью которой мы являемся. И спроектирована она для наших жизней внутри такого колоссального контекста.

Вместо того чтобы брать примеры из консенсусной культуры, которая в подавляющих случаях эгоцентрична и ориентирована на индивидуума, мы прислушиваемся к тайне, которая собирает и объединяет нас. Как говорит Энн Белфорд Уланов: «Эго ― это… то, что внутри нас знает о Боге» [19]. Когда мы собираемся вместе, чтобы рассказывать друг другу о снах, нам легко это дается; мы исцеляем друг друга своими символами, так как каждый из нас работает внутри собственного психического пространства.

Мы должны помнить, что женственность подходит к работе непрямолинейно. Хотя многие с трепетом и нетерпением заглядывают в сонник, пытаясь добраться до самой сути, до окончательного ответа, до ключа к своему освобождению, они редко находят что-нибудь актуальное. И все это потому, что за работу взялся более значительный гений, которого мы никогда не сможем понять всего и сразу. Вместо этого мы должны следовать за таинственными объяснениями, побуждающими нас совершать все долгие путешествия в неизведанное, заслуживать доверие у того, что по-отечески заботится о нас. Когда-нибудь, по прошествии многих лет, мы наконец поймем, как именно эта симфония проявляет себя.

Один из моих любимых примеров на тему дивного гения женственности ― история молодой женщины Николь, которая пришла ко мне на прием рассказать о своем сне.

Красное платье, сон Николь

Я ухаживаю за несколькими детьми в доме у своего работодателя и несу ответственность за них. Я также выполняю обязанности прислуги и должна готовить еду для большого количества человек всего лишь из нескольких самых простых ингредиентов. Все это происходит сумбурно, и я от этого прихожу в отчаяние. На улице в саду мужчина пишет картину, и меня к нему что-то влечет. Оказавшись рядом с ним, я вижу, что он рисует меня в красном платье!

Пораженная страстностью этого образа, я попросила Николь нарисовать свой сон еще до того, как мы начали его анализировать. В этом завораживающем действе наложения красной краски на бумагу она заново открыла для себя забытое страстное желание заняться изобразительным искусством или, если взглянуть на это несколько шире, сильную потребность разрисовать свою блеклую жизнь более яркими красками.