Чужак

Холли замолчала и уставилась на свои руки. Маникюра не было, но она прекратила грызть ногти. И смогла бросить курить. Избавилась от вредных привычек. Иногда ей приходила в голову мысль, что ее трудный путь хоть к какому-то подобию психической стабильности (если не к полному психическому здоровью) размечен ритуальными отказами от многих прежних привычек. Расставание с ними далось тяжело. Они были друзьями.

Она заговорила, глядя не на собеседников, а куда-то в пространство:

– У Билла диагностировали рак поджелудочной железы, как раз когда он занимался делом Бэбино и Хартсфилда. Потом он лежал в больнице, а затем его выписали домой. Мы уже знали, что ему осталось недолго… и сам Билл тоже знал, но никогда об этом не говорил и боролся до самого конца. Я приходила к нему каждый вечер, почти каждый вечер. Отчасти чтобы убедиться, что он хоть что-то ест. Отчасти чтобы составить ему компанию, как-то развлечь. Но еще и для того… Я даже не знаю…

– Чтобы подольше побыть рядом с ним? – подсказала Дженни. – Пока есть возможность?

Холли опять улыбнулась своей лучезарной улыбкой, которая очень ее молодила.

– Да, именно так. Однажды вечером – незадолго до того, как он опять лег в больницу, – во всем квартале, где он жил, отключилось электричество. Не знаю, что там случилось. Наверное, упавшее дерево оборвало провода. Когда я пришла к Биллу, он сидел на крыльце и смотрел на звезды. «Когда горят фонари, столько звезд не увидишь, – так он сказал. – Смотри, как их много! Какие яркие!» Казалось, в ту ночь в небе был виден весь Млечный Путь. Минут пять мы сидели и просто смотрели на звезды, а потом Билл сказал: «Ученые приходят к мысли, что Вселенная бесконечна. У нее нет ни конца, ни начала. На прошлой неделе была большая статья в «Нью-Йорк таймс». И когда смотришь на звезды, и видишь, сколько их в небе, и знаешь, что за пределами видимых звезд есть еще больше невидимых, в это очень легко поверить». С тех пор как стало известно о болезни Билла, мы с ним почти не говорили о Брейди Хартсфилде и о том, что он сделал с Бэбино, но почему-то мне кажется, что в тот вечер Билл говорил именно об этом.

– «Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам», – сказала Дженни.

Холли улыбнулась:

– Да, лучше и не скажешь. У Шекспира много прекрасных высказываний.

– Может быть, он говорил не о Хартсфилде и Бэбино, – сказал Ральф. – Может быть, он пытался как-то смириться со своей собственной… ситуацией.

– Конечно, – согласилась Холли. – Он говорил прежде всего о себе. Но еще и о тайнах за пределами нашего понимания. И нам сейчас нужно…

У Холли пискнул мобильный. Она достала его из кармана и прочла сообщение.

– Это от Алека Пелли, – сказала она. – Самолет, который зафрахтовал мистер Голд, будет готов к вылету в половине десятого. Вы все еще собираетесь ехать, мистер Андерсон?

– Разумеется, собираюсь. И раз уж мы с вами теперь заодно – понять бы еще, в чем именно, – зовите меня Ральф. – Он в два глотка допил кофе и поднялся из-за стола. – Я договорюсь, чтобы к нам прислали наряд полиции. Пусть присмотрят за домом, пока меня не будет. Есть возражения, Дженни?

Дженни захлопала ресницами:

– Только пусть пришлют ребят посимпатичнее.

– Я попробую вызвать Троя Рэмиджа и Тома Йейтса. Не голливудские красавцы, но это они производили арест Терри Мейтленда во время матча. Пусть тоже примут хотя бы косвенное участие в этом деле. Мне кажется, так будет правильно.

Холли сказала:

– Мне нужно кое-что проверить, и лучше прямо сейчас, пока окончательно не рассвело. Мы можем вернуться в дом?

4

По просьбе Холли Ральф опустил жалюзи в кухне, а Дженни поплотнее задернула шторы в гостиной. Сама Холли уселась за кухонный стол и принялась колдовать над своим айфоном. Она заклеила вспышку двумя слоями прозрачного скотча, приобретенного в канцелярском отделе «Уолмарта», и закрасила их синим маркером, купленным там же. Потом оторвала еще один кусочек скотча и наклеила поверх синей полоски. Этот кусочек она закрасила красным.

Затем она встала и показала на ближайший к арке стул:

– Он сидел на этом стуле?

– Да.

Холли дважды сфотографировала стул со вспышкой, уделив особое внимание сиденью. Потом подошла к арке и спросила, указав пальцем:

– А стул стоял здесь?

– Да, здесь. Но на ковре не осталось следов. Вчера утром Ральф проверял.

Холли опустилась на одно колено, сделала четыре снимка ковра и поднялась.

– Ладно. Наверное, хватит.

– Ральф? – спросила Дженни. – Ты знаешь, что она делает?

– Фотографирует в невидимой части спектра. – Я мог бы и сам это сделать, еще вчера. Если бы поверил жене. Это известный прием. Я о нем знаю уже лет пять, если не больше. – Вы ищете пятна, да? Вроде тех, что обнаружили в амбаре в Каннинге?