Чужак

Они вошли в темную расщелину. Ральф был высоким, но ему не пришлось пригибаться. Холли включила фонарик, посветила вперед, в глубину каменного коридора, уходившего вниз, в недра холма, потом направила луч им под ноги. Они оба увидели вереницу блестящих капель, тянувшихся в темноту. Холли тактично не стала указывать Ральфу, что это было то же самое вещество, которое ее самодельная ультрафиолетовая вспышка высветила в гостиной Андерсонов.

Первые шестьдесят футов они прошагали плечом к плечу, но потом тоннель сузился. Холли отдала фонарик Ральфу. Он взял его в левую руку, потому что в правой был пистолет. Стены тоннеля сверкали вкраплениями минералов: красных, сиреневых, желтовато-зеленых. Изредка Ральф направлял луч фонарика вверх, чтобы убедиться, что Эль Куко не наблюдает за ними с потолка, прячась среди сталактитов. Здесь, внутри, было довольно тепло (Ральф где-то читал, что температура в пещерах держится примерно на уровне среднегодовой температуры того региона, где они расположены), но после жаркого солнца казалось, что холодно. Тем более если учесть, что они оба вспотели от страха. Откуда-то из глубины тянуло сквозняком, холодившим их разгоряченные лица и доносившим до них этот едва уловимый гнилостный запах.

Ральф резко остановился, и Холли налетела на него сзади.

– Что такое? – прошептала она.

Вместо ответа он посветил фонарем на щель в скалистой стене слева. Рядом с ней было написано краской из баллончика: «ПРОВЕРЕНО» и «НИКОГО».

Они двинулись дальше, медленно и осторожно. Ральф не знал, что сейчас чувствует Холли, но ему самому было страшно. Страх разрастался внутри вкупе с жуткой уверенностью, что он уже никогда не увидит жену и сына. И солнечный свет. Как удивительно быстро человек начинает скучать по свету солнца. Ему казалось, что если они все-таки выберутся отсюда, он будет пить солнечный свет, словно воду.

Холли прошептала:

– Ужасное место.

– Да. Вам лучше вернуться.

Вместо ответа она легонько подтолкнула его в спину.

Они прошли мимо еще нескольких ответвлений от главного коридора. Все были отмечены теми же двумя словами: «ПРОВЕРЕНО», «НИКОГО». Как давно их написали на этих стенах? Если в то время Клод Болтон был еще подростком, значит, прошло как минимум пятнадцать лет. Может быть, двадцать. И кто побывал здесь с тех пор, не считая их чужака? Зачем они приходили? Что они здесь забыли? Холли права: это ужасное место. Ральфа не покидало тягостное ощущение, будто он похоронен заживо, и с каждым шагом, с каждой секундой оно становилось все сильнее. Он заставлял себя вспоминать. Поляну в Хенли-парке. И Фрэнка Питерсона. И кровавые отпечатки пальцев на ветке, где наружный слой коры был содран из-за многократных проникающих ударов. И Терри Мейтленда, когда тот спросил Ральфа, как он облегчит свою совесть. Спросил за секунду до смерти.

Ральф шел вперед.

Внезапно тоннель сузился еще больше, но не потому, что сомкнулись стены, а потому, что по обеим сторонам громоздились груды каменных обломков. Ральф посветил вверх и увидел глубокую выемку в потолке, вызывавшую ассоциации с дыркой в десне после удаления зуба.

– Холли, смотрите. Вот здесь и случился обвал. Они, наверное, вытащили наружу все крупные обломки, когда разгребали завалы. А то, что осталось… – Ральф обвел лучом фонарика кучи камней, высветив сверкающие вкрапления минералов.

– То, что осталось, просто сгребли в сторону, – закончила за него Холли. – Чтобы не возиться.

– Да.

Они пошли дальше. Правда, широкоплечему Ральфу теперь пришлось продвигаться боком. Он вернул Холли фонарик и поднял правую руку к лицу, держа пистолет у щеки.

– Светите так, чтобы луч проходил у меня под рукой. Направляйте его прямо вперед. Чтобы никаких сюрпризов.

– Х-хорошо.

– Вы замерзли?

– Да. Говорите тише, а то он услышит.

– И что с того? Он знает, что мы идем. Вы правда считаете, что пуля его убьет? Вы…

– Стойте, Ральф! Стойте! Не наступите!

Он замер на месте с гулко колотящимся сердцем. Холли посветила фонариком ему под ноги. Рядом с последней грудой каменных обломков, за которой тоннель вновь расширялся, лежал труп собаки или койота. Наверное, все же койота. Понять было невозможно, потому что у трупа отсутствовала голова. Живот был разворочен, внутренности выскоблены дочиста.

– Вот откуда был запах, – сказала Холли.

Ральф осторожно перешагнул мертвого зверя. Но через десять шагов снова остановился. Да, это был койот. Вот его голова. Казалось, она смотрела на них с выражением крайнего изумления, и поначалу Ральф даже не понял, почему у него вдруг возникла такая мысль.

Холли сообразила быстрее.

– У него нет глаз, – сказала она. – Он съел все потроха, но ему не хватило. И он выел ему глаза. Бедный зверь.

– Значит, чужак питается не только человеческим мясом и кровью. И человеческим горем.

– Это все из-за нас, – тихо произнесла Холли. – Главным образом из-за вас и лейтенанта Сабло. Сейчас у него должно быть время спячки, а ему приходится бодрствовать и скрываться. У него нет возможности добыть пищу привычным способом. Наверное, он очень голоден.