Сигарета догорела почти до конца. Я потушил окурок в маленькой пепельнице, стоящей на тумбочке, побрился и спустился вниз в душ. Уже было поздно, поэтому очереди не было. Я зашел в душ, включил воду и намылился. Смывая мыло теплой водой, я чувствовал себя отлично. Потом я так сильно растерся грубым полотенцем, что кожа покраснела и начала зудеть. Вернувшись к себе, я оделся, вышел на улицу и сел в подземку. Я вышел на Сто двадцать пятой улице и направился к дому Гаррисов. Было уже около часа. Войдя в полутемный подъезд, в котором по-прежнему пахло жареной свининой, я поднялся по лестнице и постучал в дверь.
Дверь мне открыл Том. Увидев меня, он расплылся в улыбке.
— Парень! — воскликнул он, — а мы только что говорили о тебе. Входи.
Я переступил порог, а он крикнул в комнату:
— Ма, угадай, кто это? — Он схватил мою руку и с энтузиазмом стал трясти ее. — Как дела?
Я улыбнулся и убрал руку, пока он не раздавил ее.
— Отлично! — сказал я. — Просто отлично.
Вбежали Сэм и Элли, а за ними степенно вплыла миссис Гаррис. Я поздоровался за руку с Сэмом и Элли и поцеловал миссис Гаррис. Они встретили меня так, словно мы не виделись несколько лет, хотя прошло всего пять дней. Когда первое возбуждение утихло, я положил на стол пакет.
— Я нашел работу, — гордо заявил я. — Настоящую работу, в бакалейном магазине, как Сэм. И вот принес вам кое-что. — Я развязал пакет и стал выкладывать продукты. — Это самые лучшие яйца, настоящее масло и сыр, торт и… — Я остановился, заметив, что миссис Гаррис плачет, сидя на стуле.
Я подошел к ней и обнял за плечи.
— Что это вы, мэм? — ласково спросил я. — В чем дело?
Она подняла на меня взгляд и улыбнулась сквозь слезы.
— Ни в чем, Фрэнки, ни в чем. Я, наверное, плачу от радости. Я каждый день молилась за тебя, молилась, чтобы ты снова улыбался, чтобы уголки твоего рта хоть чуть-чуть поднялись вверх.
Я молчал, не зная что сказать, и просто смотрел на Тома, Сэма и Элли. Том закивал головой.
— Это правда, Фрэнки. Она говорила нам, чтобы мы каждый день молились за тебя, и мы все молились. — Он посмотрел на брата и сестру. — Правда?
Те согласно закивали головами.
— Не знаю, что и сказать, — пробормотал я.
Миссис Гаррис улыбнулась мне.
— Тебе и не надо ничего говорить. Просто Бог услышал наши молитвы, и теперь мы должны сказать: «Благодарю Тебя, Господи. Благодарю Тебя за Твою доброту».
Позже, когда мы поели, я рассказал им, как нашел работу, сколько зарабатывал, чем занимался.
— Для нашей семьи это тоже была хорошая неделя, — сказала миссис Гаррис.
— Что вы имеете в виду? — спросил я.
Она с гордостью посмотрела на Элли.
— Элли тоже нашла хорошую работу — вот что. Она перешла на другую ленточную фабрику и теперь зарабатывает пятнадцать долларов в неделю.
— Отлично, — обрадованно сказал я, бросив взгляд на Элли.
Элли сидела с каменным лицом. Вдруг она вызывающе посмотрела на меня, и я понял, чем она занимается на самом деле, но ничего не сказал, чтобы не беспокоить пожилую женщину.
— Правда, ей приходится вечерами поздно возвращаться домой, — продолжала миссис Гаррис, — но Элли хорошая девочка и не жалуется на это. — Она посмотрела на старые часы, стоящие на полке, и воскликнула: — Ох! Как быстро пролетел день. Уже почти четыре, мне пора идти на воскресную молитву. Том и Сэм, пойдемте со мной. Элли ходила утром, поэтому она останется дома и займет Фрэнка до нашего прихода. Поторапливайтесь.
Они вышли — мать и два сына. Когда миссис Гаррис спускалась по лестнице, сыновья нежно поддерживали ее под руки. Даже английскую королеву не провожали с такой осторожностью, почтением и преданностью. Лица братьев светились нежностью и заботой. Я закрыл за ними дверь и повернулся к Элли.
Она сидела на подоконнике, глядя на темный, грязный двор. Я сел на стул рядом и посмотрел на нее. Мы молчали, я закурил.
— Значит, теперь у тебя есть работа, Элли, — тихо сказал я.
— Ты же знаешь, что нет, Фрэнк, — сказала она, не глядя на меня, голос ее дрожал.
— Я ничего не знаю, — сказал я. — Может быть, ты объяснишь мне?
Некоторое время она молчала, потом заговорила с напряжением, хотя и старалась сдерживать себя:
— Я работаю в одном заведении вместе с другими женщинами. — Негритянский акцент в ее речи сейчас чувствовался больше обычного. — Мы делимся заработком с владельцем.
— Ты должна бросить это и заняться чем-нибудь другим, — сказал я.
— Например?
У меня не было ответа на этот вопрос. После некоторого молчания Элли продолжила, передразнив меня: