Человек с Марса поцеловал своего нового брата, сперва в губы, а затем – в «лобзанье Фостера». Дальше было сложнее, он растянул свое время, выбрал примерно симметричный участок кожи с подходящей татуировкой и поцеловал Пэт в третий раз – обдумывая свои действия тщательно и в мельчайших подробностях; нужно было грокнуть все капилляры…
Со стороны казалось, что Майк едва коснулся кожи губами, однако Джилл почувствовала его усилие.
– Пэтти!
Миссис Пайвонская опустила глаза – и чуть не потеряла сознание: на ее груди парой ярко-красных стигматов горел поцелуй Майка.
– Да! – воскликнула она, с трудом взяв себя в руки. –
Через несколько минут на месте татуированной леди чудесным образом появилась невзрачная домохозяйка, одетая в платье с высоким воротом и длинными рукавами, в плотных чулках и перчатках.
– Нет, рыдать я не буду. И прощаться тоже не буду, вечность не знает прощаний. Я буду ждать.
Миссис Пайвонская поцеловала Джилл, поцеловала Майка и ушла не оглядываясь.
–
Фостер поднял глаза:
– Ты что это, мальчонка? Кусаются?
Это крыло строили в спешке, тяп-ляп, кое-где остались щели, через которые лезет всякое, чаще всего – стаи мелких, почти невидимых дьяволят… Опасности, конечно же, никакой, вот только после их укусов начинает противно зудеть эго.
– Да нет, тут совсем другое… расскажу, так вы и не поверите, лучше я прокручу всезнайку немного назад.
– Знаешь, стажер, я давно уже перестал чему бы то ни было удивляться и могу поверить во что угодно.
И все же Фостер переместил часть своего внимания. Трое смертных – отчетливо видно, что это люди, мужчина и две женщины, – рассуждают о вечном. Ситуация вполне заурядная.
– Ну и что?
– Да вы слышали, что она сказала? «Архангел Михаил»! Тоже мне, архангел выискался!
– А что тут такого?
– Что такого?! Вы что, сами не понимаете?
– Я понимаю, что это вполне возможно.
Нимб Дигби возмущенно задрожал.
– Фостер, вы, наверное, плохо смотрели. Она имела в виду этого подростка-переростка, гопника хренова, который вышиб меня из игры. Да вы взгляните еще раз, взгляните!
Фостер прибавил увеличение, отметил, что стажер говорит верно, отметил кое-что еще и улыбнулся своей (арх)ангельской улыбкой.
– Думаешь, она ошибается? А почему, собственно, ты так думаешь?
– Че-го?
– Последнее время Майк совсем не появляется в Клубе, к тому же его имя вычеркнули из программы традиционного Ежетысячелетнего Концерта, это верный знак, что сотрудник получил спецзадание, а с Майком и тем более – он же один из ведущих солипсистов нашего хора.
– Архангел Михаил – и этот шпаненок, такое и помыслить неприлично!
– Ты и представить себе не можешь, как часто лучшие идеи босса кажутся на первый взгляд неприличными, – да нет, что я, как раз ты-то после работы на той стороне и должен прекрасно это себе представлять. А всякое там «неприлично» – чепуха на постном масле, нуль без палочки, понятие, лишенное какого бы то ни было теологического смысла. «Для чистых все чисто».
– Но…
– Не прерывай меня, я не кончил еще Свидетельствовать. В добавление к тому факту, что брат наш Михаил в данное микромгновение
– Это что – она сама так считает?
– Не она, а я, и не считаю, а знаю. – Фостер одарил олуха-стажера еще одной сладчайшей улыбкой.
Патриция, Патриция… вот ведь, даже
Да, Патриция была просто конфетка, а уж какая неистовая проповедница – таких поискать и поискать! Чуть побольше самоуверенности, чуть поменьше смирения, и получилась бы из нее первоклассная священница. Но Патриция не хотела воспринять Господа иначе, чем в соответствии с собственной своей натурой, а потому не смогла бы отправлять службу, разве что у лингаятов, а там и без нее обойдутся. Фостер совсем было решил прокрутить время назад, посмотреть на юную Патрицию, однако мужественно (нет, скорее –
– Плюнь ты, стажер, на эту всезнайку. Мне нужно с тобой серьезно поговорить.