Чужестранка

Наша процессия пересекла луг и оказалась у озера, возле нависших над водой дощатых сходней. Нас довели до их края; туда же пришли и судьи, один на одном конце помоста, другой – на втором. Толпе, ожидавшей на берегу, Джефф скомандовал:

– Несите веревки!

После обсуждения и кивков друг на друга кто-то наконец притащил клубок тонкой бечевки. Макри взял его и с опаской пошел ко мне. Впрочем, посмотрев на судей, он стал куда уверенней.

– Мадам, прошу вас снять башмаки, – скомандовал он.

– Какого чер… то есть зачем? – поинтересовалась я и скрестила на груди руки.

Не готовый к отпору, он растерянно замигал, однако раньше его ответил низенький судья:

– Это подготовительная процедура для суда водой. Большой палец правой руки привязывают пеньковой бечевой к большому пальцу левой ноги женщины, подозреваемой в колдовстве. Таким же образом большой палец левой руки привязывают к большому пальцу правой ноги. После чего…

После этих слов он выразительно глянул на озеро.

В прибрежной грязи, закатав штанины выше колен и подвязав их веревками, наготове стояли два рыбака. Один, мерзко ухмыльнувшись, поднял с земли маленький камешек и пустил по стальной поверхности озера блинчик. Камень один раз подпрыгнул и утонул.

– Оказавшись в воде, – монотонно говорил низкорослый судья, – виновная в колдовстве поплывет, поскольку чистая вода отторгнет нечистое существо. Невинная же женщина утонет.

– То есть у меня есть два варианта: или меня осудят как ведьму, или оправдают, но утопят? – возмущенно промолвила я. – Нет уж, спасибо!

Я изо всех сил схватилась руками за локти, пытаясь унять дрожь, которая, похоже, становилась моим постоянным спутником.

Маленький судья от гнева стал похож на сердитую жабу.

– Нельзя проявлять неуважение к суду, женщина. Ты имеешь дерзость отказываться от предусмотренного по закону испытания?

– Смею ли я отказываться от того, чтобы меня утопили? Ясное дело, конечно, отказываюсь!

Лишь в тот момент я увидела, как Гейлис словно безумная машет головой, взметая вихрь светлых волос. Судья повернулся к Макри:

– Совлеките с нее одежды и проведите бичевание.

Толпа издала единый вздох, потрясший меня не меньше, чем слова судьи. Это был ужас? О нет, предвкушение радости. После чего мне стало понятно, что такое настоящая ненависть. Не толпы – моя.

Меня даже не стали вести обратно на площадь. Я из последних сил сопротивлялась (все равно я уже была обречена, терять было нечего, но чьи-то руки грубо тащили меня, хватали за платье.

– Руки убери, грязный болван! – завопила я и ударила какого-то мужика в самое нежное место.

Мужик со стоном согнулся пополам и вскоре пропал в бурной мешанине кричащих, плюющихся отвратительных харь. Меня, крепко ухватив, пинали, толкали, волокли непонятно куда, не обращая внимания на тех, кто в давке упал на землю, прокладывали мной путь через густую толпу.

Меня ударили в живот, дыхание перехватило. К тому времени от корсажа и блузы остались одни лохмотья, так что с меня без труда сдернули остальные тряпки. Мне никогда не была свойственна особая застенчивость, но, когда я предстала полуголая перед глумящейся толпой, когда чьи-то влажные руки хватали меня за обнаженную грудь, я ощутила такую ненависть и такое унижение, каких не могла себе прежде даже и представить.

Джон Макри стянул мои руки впереди веревкой, захлестнув петлю за запястья и оставив свободный конец в несколько футов. В процессе работы он казался смущенным и пристыженным, не смел поднять на меня взгляда, и было очевидно, что ждать от него помощи и снисхождения не стоит: его так же, как и меня, подавила толпа.

Рядом оказалась Гейлис, с которой, разумеется, обходились подобным образом. Я увидела взлетевшие от ветра светлые волосы. Конец веревки перебросили через большой сук и подтянули – так мои руки оказались воздеты над головой. Я в ярости скрипела зубами: это оказался единственный способ борьбы со страхом. Толпа выжидательно застыла, но время от времени из нее доносились возбужденные крики.

– Давай же, Джон! – наконец завопил кто-то. – Всыпь ей!

Джон Макри, щепетильно относившийся к театральному аспекту своей деятельности, поднял плеть к поясу и осмотрел толпу. Затем подошел ко мне и бережно повернул лицом к стволу дерева, так что моя щека оказалась почти прижата к шершавой коре. Отошел на несколько шагов назад, размахнулся – и опустил плеть.

Потрясение стало сильнее боли. Однако после пары взмахов плети я поняла, что страж, как мог, пытался меня пощадить. Тем не менее несколько ударов оказались так сильны, что плеть сорвала кожу (места таких ударов горели).

Я изо всех сил зажмурилась и прижалась щекой к дереву, стараясь таким образом отстраниться от событий, оказаться где-то в другом месте… Но внезапно услышала то, что моментально вернуло меня к происходящему.

– Клэр!

Слабины веревки, овивавшей мои руки, хватило на то, чтобы я повернулась лицом к толпе. Мой внезапный порыв стал причиной того, что страж ударил плетью в воздухе, споткнулся и врезался головой в сук. Толпа отреагировала на происшествие градом брани и насмешек над Макри.