В это время года холодает очень быстро, и даже теплый плащ еле защищал меня от сильных порывов зимнего ветра, налетавших на нас на открытых участках тропы и на полянах. Я металась между печальными раздумьями над тем, как бесприютный Джейми переживает ледяные влажные осенние ночи, и радостным предвкушением того, что вновь его увижу. По моей спине время от времени пробегала дрожь, не имевшая ничего общего с холодом.
Наконец проводник толчком остановил меня, предостерегающе сжал мне плечо, сделал шаг в сторону и пропал с тропы. Я терпеливо ждала, засунув ладони под мышки, чтобы согреть их. Я точно знала: он вернется, даже потому, что я ему еще не заплатила. В высохших плетях ежевики, словно призрак испуганного оленя, мечущийся перед охотниками, летал ветер. Через изношенные подошвы башмаков стала просачиваться влага.
Мой проводник вновь возник так же внезапно, как и исчез, и знаком призвал меня хранить молчание, так как при его появлении я против воли вскрикнула от неожиданности. Он кивком приказал следовать за ним и отвел в сторону голые ольховые ветки, чтобы открыть мне дорогу.
Вход в пещеру оказался узким. На уступе горел фонарь, обрисовывая силуэт повернувшегося ко мне высокого человека.
Я кинулась вперед, но, не успев дотронуться, поняла, что это не Джейми. Разочарование словно ударило меня в живот: я сделала шаг назад и несколько раз принужденно сглотнула горькую желчь, поднявшуюся по горлу. Я прижала руки к бокам, сжала кулаки, наконец справилась с чувствами и заговорила.
– Далеко же вы забрались от ваших земель, вы так не считаете? – сказала я с холодной уверенностью, поразившей меня саму.
Некоторое время Дугал Маккензи, изобразив на своем смуглом лице сочувственную мину, следил за моей внутренней борьбой. Затем схватил меня за локоть и увел в глубь пещеры. В ее дальнем углу лежало множество тюков – гораздо больше, чем может вынести одна лошадь. Следовательно, он не один. Но какой бы груз он и его люди ни транспортировали, очевидно, что его стоило скрыть от любопытных хозяев постоялых дворов и их конюхов.
– Это что, контрабанда? – спросила я, указав на тюки, однако, поразмыслив, сама ответила на собственный вопрос: – Нет, не вполне контрабанда. Груз для принца Чарли, да?
Дугал не удостоил меня ответом; усадил на камень и уложил мои руки на колени.
– У меня есть новости, – резко сказал он.
Я глубоко вдохнула, пытаясь успокоиться. Новости… и, если верить выражению его лица, плохие.
Я снова сделала глубокий вдох и кивнула.
– Рассказывайте.
– Он жив, – сказал Дугал, и самая крупная льдина в моем желудке растаяла.
Дугал склонил голову набок и внимательно на меня уставился. Он ждет, лишусь ли я чувств? Но этого не случилось, в обморок я не упала.
– Две недели тому назад его схватили неподалеку от Килторити, – проговорил Дугал, по-прежнему следя за мной. – Он все делал как следует, ему всего лишь не повезло. На повороте дороги столкнулся с шестью драгунами, а один из них его узнал.
– Он ранен?
Говорила я, как и раньше, ровно, но руки затряслись. Я прижала их к телу, пытаясь унять дрожь.
– Насколько мне известно, нет, – сказал Дугал и, помолчав, добавил: – Он в Уэнтуортской тюрьме.
– Уэнтуорт, – машинально повторила я.
Уэнтуортская тюрьма. Построенную в конце шестнадцатого века как фортификационное сооружение, в следующие сто пятьдесят лет ее постоянно достраивали и перестраивали. Теперь эта каменная громада распласталась на территории больше двух акров, ее защищала стена толщиной в три фута из выветрившегося гранита. Однако и у гранитного забора есть ворота, подумала я. Я подняла глаза, чтобы спросить, и заметила в глазах Дугала все ту же мрачность человека, которому не хочется что-то рассказывать.
– Что-то еще? – спросила я.
Его карие глаза встретились с моими, но он не отвел взгляд.
– Три дня назад прошел суд над ним, – сказал он. – И его приговорили к повешению.
Ледяной ком вернулся – вместе с еще несколькими. Я закрыла глаза.
– Сколько осталось времени? – спросила я.
Голос мой раздавался будто откуда-то со стороны; открыла глаза и постаралась сфокусировать взгляд на огне фонаря. Дугал покачал головой.
– Не знаю. Полагаю, немного.
Мне стало легче дышаться, и я разжала кулаки.
– Тогда нам следует поторопиться, – проговорила я по-прежнему ровно. – Сколько людей с вами?
Не ответив, Дугал подошел ко мне. Наклонился, взял мои руки в свои и поднял меня на ноги. В его взгляде виделось уже не сочувствие, а глубокая грусть, и она испугала меня гораздо сильнее всех сказанных слов. Он медленно покачал головой.
– Нет, голубушка, – ласково промолвил он, – мы ничего не можем сделать.
Обезумев от страха, я вырвала свои руки.
– Можем! – закричала я. – Должны! Вы же сказали, что он еще жив!
– И я сказал, что времени осталось немного, – жестко сказал Дугал. – Он в Уэнтуортской тюрьме, а не в яме для воров в Крэйнсмуире! Они могут повесить его сегодня, завтра или на следующей неделе, я ничего точно не знаю, однако совершенно уверен, что десять человек не могут успешно форсировать Уэнтуортскую тюрьму ни при каких обстоятельствах.
– Ах вот оно что!