Чужестранка

Руперт высыпал в спорран все монеты, кроме одной; подкинул ее, поймал и сказал:

– К примеру, на другом краю города имеется еще одна гостиница. К примеру, солдаты из тюремного гарнизона в свободное от дежурства время заходят в трактир при этой гостинице – поскольку к тюрьме она ближе, а спиртное там на пенни дешевле.

Он опять подкинул монету, поймал ее раскрытой ладонью и зажал двумя пальцами.

Следя за его манипуляциями, я стала потихоньку догадываться, к чему он клонит.

– К примеру, солдаты не откажутся от игры в карты? – спросила я.

– Кто знает, барышня, кто знает! – проговорил он, снова подкидывая монету.

Он поймал ее в сложенные ковшиком ладони, раскрыл их – монета пропала. В черной бороде блеснули белые зубы.

– Однако мы можем пойти и в этом убедиться, – сказал он, щелкнул пальцами, и монета возникла опять.

На следующий день, спустя чуть больше часа после полудня, я опять преодолела острую опускную решетку в тюремных воротах; эта решетка, ровесница наиболее старых сооружений тюрьмы конца шестнадцатого века, за двести лет не потеряла ни защитного, ни пугающего назначения, и я для смелости потрогала кинжал, лежавший у меня в кармане.

Это было время, когда сэр Флэтчер обычно предавался послеполуденному сну, – эти сведения Руперт с соратниками получили у солдат – охранников тюрьмы в ходе вчерашнего рейда в трактир при гостинице. Они вернулись только под утро – с красными глазами, шатающиеся и в окружении паров эля. На все вопросы Руперт говорил лишь: «Барышня, чтобы выиграть, потребна удача, а чтобы проиграть, потребно искусство!» Потом уселся в уголке и захрапел, а я продолжила свое основное занятие той ночи – мерить шагами комнату. Спустя час Руперт – трезвый, с ясным взором – очнулся и немедленно поведал мне тезисы плана, который мне следовало воплотить в жизнь.

Мурта под видом моего грума оказался у тюремных ворот за четверть часа до меня; его без вопросов пропустили. Мы предполагали, что его проводят в приемную коменданта, попросят подождать, а он в это время попытается отыскать план западного крыла и, если повезет, связку ключей от камер.

Я беспокойно посматривала на небо и пыталась понять точнее, который час. Во время трапезы сэра Флэтчера не следовало тревожить так же, как во время сна; Мурту в любом случае попросили бы подождать, но если я окажусь пред комендантом до того, как он сядет за стол, меня, возможно, посадят рядом, а это совершенно лишнее, в высшей степени некстати. Однако вчерашние партнеры Руперта по игре уверенно заявили, что сэр Флэтчер никогда не позволяет менять распорядок дня: гонг к обеду звучит ровно в час, а через пять минут подают суп.

У ворот нес караул тот же солдат, что и вчера. Увидев меня, он удивился, однако любезно поздоровался.

– Вот досада, – начала я. – Я хотела, чтобы мой грум передал сэру Флэтчеру мой маленький подарок в знак признательности за любезность, проявленную ко мне во время вчерашней встречи. Но оказалось, что этот дурень забыл подарок, и мне пришлось самой отправиться следом. Он уже здесь?

И я улыбнулась, жалея, что на моих щеках нет ямочек и я могу показать только лишь два ряда сверкающих зубов. Показала я часовому и захваченный с собой маленький сверток.

Моей улыбки вполне хватило. Меня впустили внутрь и сопроводили по коридорам к приемной коменданта. Несмотря на то что крыло, в которое я попала, вероятно, было не так давно меблировано заново, не было ни малейших сомнений, что я нахожусь в тюрьме. Там царил особый запах, который казался мне запахом страдания и ужаса, хотя в действительности он указывал всего лишь на застарелую грязь и отсутствие канализации.

Патрульный пропустил меня перед собой и с опаской шел вслед за мной по коридору, боясь наступить на мой плащ. Что оказалось чертовски удачно, поскольку я зашла за угол раньше его и в раскрытую дверь кабинета сэра Флэтчера увидела, как Мурта волочил бесчувственное тело караульного к огромному письменному столу.

Я шагнула назад и «уронила» сверток на каменный пол. Послышался звон стекла, в воздухе разлился явственный (и очень сильный) запах персикового бренди.

– О боже! – воскликнула я. – Что я наделала!

Пока караульный вызывал заключенного, призванного убрать беспорядок на полу, я деликатно пробормотала, что, мол, лучше дождусь сэра Флэтчера в его приемной, юркнула в дверь и плотно затворила ее за собой.

– Черт побери, что вы наделали? – накинулась я на Мурту, но маленький человек, не обратив на мой тон совершенно никакого внимания, сказал:

– Сэр Флэтчер не хранит в приемной ключи, но у этого паренька имеется вся связка.

И вытащил из кармана у дежурного огромное кольцо с ключами, схватив его так, чтобы оно не звякало.

Я встала на колени рядом с ним.

– Превосходно! – сказала я и посмотрела на лежавшего солдата; тот еще дышал. – А где план тюрьмы?

– Плана нет, но этот друг, покуда мы тут вас дожидались, успел кое-что рассказать. Камеры, чтоб их разорвало, расположены на этом же этаже, в самой середине западного коридора. Их три, больше я не успел ничего спросить, он и так что-то подозревал.