— Это значит, что танкер уничтожен? — спросил Майский.
Генерал кивнул.
Шестаков тихо сказал:
— А еще это значит, что в России что-то произошло. Я не могу понять, откуда у моего шефа взялась такая решительность — ведь если честно, этим действием мы рушим всю устоявшуюся конструкцию взаимодействующего мироздания. Мы столько лет поклонялись западному империализму, столько лет молились доллару и Уолл-Стрит, столько лет наш, российский, истеблишмент любые свои действия увязывал с мнением Белого Дома и Букингемского Дворца, а теперь? То, что произошло, не может произойти в принципе, при том раскладе финансовых обязательств, которые имеет наша страна! Потопление танкера для нашей страны — это Рубикон, после которого Россию должны просто физически уничтожить как государство, разорвать на мелкие княжества, после чего уже без всякой оглядки высасывать все наши ресурсы. Если честно, я еще не верю до конца в происходящее. Однозначно — что-то изменилось в раскладе сил. Мы или где-то стали сильнее, или что-то еще, чего я не знаю…
— Не соглашусь, — сказал Лихой. — Помните, как в 1999 году мы дерзко, нагло, а главное — внезапно захватили аэродром «Слатина» в Приштине? Один батальон в двести человек фактически сорвал наземное наступление НАТО на Югославию. И это произошло еще при Ельцине, который до отвращения вынужден был заглядывать в рот американцам. Не хватило у американцев духа разбомбить наш батальон, когда он еще был на марше. Билл Клинтон поставил командующему KFOR генералу Джексону предельно ясную задачу — уничтожить наш батальон! И что генерал ему ответил?
— Что? — спросил Шестаков.
— Дословно: «Господин президент, я не возьму на себя ответственность за начало Третьей Мировой…». Не иначе как побоялся ответного удара.
— Я занимался этой темой по линии нашего ведомства, — встрял Майский. — Джексон не подчинился Клинтону по другой причине. Это был британский генерал, и мнение американского президента для него не могло быть приказным. Оно могло иметь для него только рекомендательный характер. И он правильно сделал, что отказался — Джексон просто не захотел выступать в роли пешки, которую бы легко разменяли, начнись великая заруба. Представьте — если бы он своими силами нанес по нашему батальону удар, а Россия потом обоснованно задала бы ряд вопросов, Клинтон сразу бы открестился от своих слов. И для всего мира Джексон тут же стал бы выродком рода человеческого. А так — отказался, и хоть трава не расти.
— Но натовские планы-то мы сорвали, — сказал генерал. — Это был удар по американскому самолюбию. И сделать они ничего не смогли. Они могли сколь угодно долго безнаказанно убивать сербов, но каждый американский солдат понимал — что если хоть один волос упадет с головы русского солдата — это станет поводом для начала Третьей Мировой.
— Но России по большому счету никаких выгод эта ситуация не принесла, — сказал Шестаков.
— Не принесла, — кивнул Майский. — Я сам, в составе разных делегаций, несколько раз выезжал в Женеву на разного рода консультации и переговоры, но, увы — наш президент, под давлением массы различных международных обязательств, не проявил должной решительности. А ведь мы тогда реально выходили на возможность списания значительной части внешнего долга в обмен на сдачу «Слатины» натовцам. Тогда этого не произошло, но основу для подобного взаимодействия в будущем, мы заложили.
— И в будущем такая возможность представилась после того, как они утопили наш «Курск»? — спросил генерал.
— Именно так, — кивнули одновременно Майский и Шестаков.
— Американцам нужен был акт возмездия, и когда такой случай представился, они позволили себе спокойно утопить наш «Курск», хотя прекрасно понимали, что это — акт войны, который может инициировать ответную реакцию. «Курск» незадолго до этого им очень сильно не угодил в Средиземном море. И американцам, может быть, сошло бы с рук сие преступление, но когда противолодочная авиация Северного Флота обнаружила уходящие с места боя две американские атомные подводные лодки «Мемфис» и «Толедо» и начали их обкладывать буями, штатовцы взвыли. В ту же минуту американский президент позвонил нашему, и посулил любые выгоды в обмен на жизнь своих подводников…
Шестаков кивнул:
— Что в итоге мы поимели? Списание огромного внешнего долга, получение нового многомиллиардного кредита, и целую кучу очень значимых политических уступок.
Генерал покачал головой:
— А я все равно считаю, что зря мы тогда не утопили «Мемфис» и «Толедо»! Ведь мы нашли эти подводные лодки, спешно уходящие в Норвегию. Надо было в полной мере воздать этим подводным пиратам за их выходку. Но наш президент отменил уничтожение американских подлодок.
— Отменил в обмен на просто фантастические уступки, которые мы никогда бы не смогли добиться в простых условиях, — сказал Шестаков. — Никогда!
— Ну, да ладно, не мое направление, — отмахнулся генерал. Зато сегодня «Обнинск» натурально плюнул в лицо всем Соединенным Штатам Америки. И я откровенно рад этому обстоятельству.