— Это ужь не тогда ли ты любовь свою ко мн доказывалъ, когда и слушать меня не хотлъ, толкуя о своей женитьб? спросила старуха.
— Ну, браните меня, браните, какъ послдняго школьника, только не бросайте дтей, проговорилъ онъ, снова взявъ ея руку и поднося ее къ губамъ. — Они несчастныя, брошенныя дти!
— Оставь, пожалуйста, тонъ плачущаго Іереміи, перебила его, старуха. — Безъ тебя я знаю, что у такихъ людей, какъ ты и твоя супруга, дти только и могутъ быть несчастными. Чувствъ то у васъ даже родительскихъ нтъ. Мать бросаетъ дтей, отецъ тоже тащитъ ихъ Богъ всть куда! Эхъ вы, родители! Именнымъ бы указомъ запретить такимъ то жениться!
Владиміръ Аркадьевичъ вздохнулъ.
— Ma tante, есть вопросы, которыхъ вовсе лучше не касаться, произнесъ онъ грустнымъ тономъ. — Я вамъ говорилъ, что жена обманывала меня, что она играла моею честью. Этотъ позоръ шелъ не со вчерашняго дня. Я игралъ въ дом только жалкую роль ширмы для этой ничтожной женщины. Гд же тутъ говорить о любви къ ней, о любви къ ея дтямъ, когда нтъ даже увренности, что ея дти — мои дти.
Онъ проговорилъ послднюю фразу очень драматическимъ тономъ.
Старуха пристально смотрла на него и уже внимательно слушала его рчи, не перебивая его и сдвинувъ брови. Онъ, кажется, обрадовался возможности излиться и высказаться вполн и продолжалъ, увлекаясь и горячась все боле и боле:
— Да, я никогда въ этомъ не былъ увренъ и, можетъ быть, потому никогда не чувствовалъ особенно сильной привязанности къ нимъ. Какой то тайный инстинктъ уже и прежде, когда я ничего еще не зналъ наврное, подсказывалъ мн, что это не мои дти, что это только живыя свидтельства моего позора. Кром того вызнаете, что у меня есть служебныя обязанности, занятія я не могъ слдить за воспитаніемъ этихъ дтей; и каждый день мн приходилось подмчать въ нихъ несимпатичныя мн черты, привитыя къ нимъ ихъ матерью. Я видлъ, что изъ нихъ длаютъ не людей нашего круга, а какихъ то маленькихъ мщанъ съ дурными вкусами, съ дурными привычками, съ дурными наклонностями. Нечего и говорить, что дти были не виноваты, но вы знаете, что я раздражителенъ, что мой характеръ неровенъ, и потому поймете, что ихъ недостатки еще боле отталкивали меня отъ нихъ, разрывали между нами цлую пропасть.
По мр того, какъ говорилъ племянникъ, голова старухи опускалась все ниже и ниже, выраженіе ея лица сдлалось необыкновенно грустнымъ, изъ ея груди вылетлъ чуть слышный вздохъ. Племянникъ предсталъ теперь передъ нею въ какомъ то новомъ свт. Владиміръ Аркадьевичъ смутно угадывалъ, что онъ начинаетъ размягчать сердце старухи, что она начинаетъ склоняться на его сторону.
— Да, ma tante, я пережилъ страшные годы, продолжалъ онъ, все боле и боле увлекаясь своей Іереміадой. — Я жилъ въ семь и не имлъ семьи, я имлъ дтей и не могъ назвать себя въ душ ихъ отцомъ. Можетъ быть, въ то время, когда я называлъ ихъ своими дтьми, кто нибудь другой смялся надо мною въ душ презрительнымъ смхомъ. Я, наконецъ, былъ брошенъ женою и у меня на рукахъ остались эти дти, отцомъ которыхъ я не могу считать себя, которыхъ я не могу искренно любить, которыя вчно — вчно будутъ мн напоминать только о прошлыхъ неудачахъ, о моемъ дозор, о втоптанной въ грязь фамильной чести, о моей погубленной молодости.
Старуха угрюмо отвернулась: на ея глазахъ были слезы.
— Бдныя, бдныя дти! прошептала она едва слышно, качая головой.
Владиміръ Аркадьевичъ нсколько изумился этому тихому, какъ вздохъ, восклицанію. Но въ то же время онъ былъ радъ возможности словить тетку на слов.
— Вы ихъ оставите у себя? сказалъ онъ мягко.
— Да, да, разсянно отвтила она, что-то соображая.
Въ эту минуту въ комнату вбжали совсмъ раскраснвшіяся дти. Они успли позавтракать и побгать въ саду и нсколько отдохнули отъ тяжелыхъ впечатлній, утшились на свобод, среди природы, среди цвтовъ. Ихъ лица разгорлись и были веселы. Вслдъ за ними на порог гостиной появилась худощавая фигура Софьи и сухое лицо этой старой двы улыбалось простой, добродушной улыбкой. Было видно, что она уже вполн завоевала расположеніе маленькихъ гостей.
— Папа, папа, смотри какихъ мы цвтовъ нарвали! закричали они, показывая отцу нарванные ими въ саду цвты.
— Кто вамъ позволилъ? сказалъ строго отецъ. — Цвты посажены вовсе не для того, чтобы ихъ обрывали. И на что вы похожи: что за глупыя украшенія? обратился онъ къ дочери, натыкавшей себ въ волосы цвтовъ. — А ты грязне уличнаго мальчишки! крикнулъ онъ на сына, успвшаго выпачкать свои панталончики. — Если вы будете и здсь вести себя такъ, то…
Олимпіада Платоновна во весь ростъ поднялась съ мста:
— Соня, погуляй еще съ дтьми! обратилась она къ своей горничной и прибавила ласково дтямъ:- Играйте, играйте тамъ!
Испуганныя окрикомъ отца дти обрадовалися возможности снова скрыться отъ него и попятились къ добродушной служанк, взявшей ихъ за руки. Скоро они исчезли за дверью. Олимпіада Платоновна смотрла, какъ они удалялись и не трогалась съ мста, не произносила ни слова. Наконецъ, когда она снова осталась съ глазу на глазъ съ племянникомъ, она обратила къ нему совсмъ суровое, холодное лицо.