Чужие грехи

Она поднялась съ мста и на цыпочкахъ пошла къ ламп, чтобы еще убавить огонь. Въ эту минуту неслышно отворилась дверь и на порог появилась неуклюжая фигура Олимпіады Платоновны.

— Тссъ! прошептала Софья, длая знакъ рукою.

— Ну, что? шопотомъ спросила старуха-барыня.

— Уснулъ! также шопотомъ отвтила служанка. — Плакалъ сейчасъ!

— О чемъ? Хуже стало? тревожно спросила барыня.

— Богъ его знаетъ! Мысли у него такія! проговорила Софья.

— Какія мысли? спросила Олимпіада Платоновна.

— Говоритъ: «И папа, и мама не любятъ. Только ma tante да ты любите»…

Въ голос Софьи слышались слезы. Старуха-барыня слушала молча, въ глубокомъ раздумья опустившись въ кресло.

— Папа, говоритъ, все бранился, мама ухала, не простившись. Никто, говоритъ, не приходилъ къ постельк во время болзни, только ma tante да ты, Софочка, по ночамъ сидли. А самъ плачетъ, плачетъ, тихо такъ; жалобно, точно вся его душенька изнываетъ. И откуда у него эти мысли? Нашепталъ кто нибудь разв?.. Или… Господи, спаси его… ангелочка!.. передъ кончиной это просвтленіе бываетъ, станетъ человку все ясно, и кто его любилъ, и кто его обидлъ, и кто ему добра или зла желалъ…

Об женщины были уже у постели больного: старуха тетка сидла на кресл, Софья стояла около нея, склонивъ къ ея уху свое лицо, чтобы имть возможность быть услышанной, даже говоря шопотомъ. Все ихъ вниманіе сосредоточено было на ребенк, вс ихъ мысли вертлись около вопроса: «откуда у него явились такія мысли? Кто ихъ пробудилъ въ его голов? Когда он зародились»? И ни та, ни другая не знали, что эти мысли зародили въ его голов он сами, проводя у его постели, какъ и теперь, безсонныя ночи, почти боясь пошевельнуться, прислушиваясь къ его дыханію, всматриваясь въ его исхудалое личико.