Чужие грехи

Первой женщиной, которую встртила въ родительскомъ дом Евгенія Александровна, была баронесса фонъ Шталь. Это была высокая, плотная и румяная женщина лтъ сорока пяти, съ широкимъ лбомъ, съ гладко-причесанными черными волосами, съ крупнымъ ртомъ и рзко округленнымъ подбородкомъ. Въ ея быстрыхъ главахъ было что то рзкое и жесткое. Она была перновская уроженка, довольно темнаго происхожденія, довольно сомнительной репутаціи, но тмъ не мене очень извстная въ кругу золотой молодежи и жуировавшихъ старичковъ, ведшая широкую жизнь и дававшая вечера, на которыхъ появлялось такъ много новыхъ лицъ, что ихъ даже не считали нужнымъ рекомендовать и представлять другъ другу. Впрочемъ, они и безъ того, не будучи знакомыми, знали хорошо другъ друга и понимали безмолвно, зачмъ каждый изъ нихъ являлся въ квартир баронессы. Госпожа Трифонова довольно наивно для своихъ лтъ и для своей опытности называла баронессу «дамой высшаго круга» и потому нсколько сконфузилась, когда она пріхала при Евгеніи Александровн: мать боялась, какъ взглянетъ на ея дочь, бжавшую отъ мужа, такая «особа». Но добродушная и снисходительная баронесса фонъ Шталь не подала ни малйшаго повода думать, что она осуждаетъ или презираетъ бглянку. Напротивъ того, она чуть не бросилась въ объятія Евгеціи Александровны, окинувъ ее съ ногъ до головы быстрыми глазами ястреба, завидвшаго добычу.

— Да вы стали еще боле прелестною, говорила баронесса, осматривая ее глазами знатока. — Что за цвтъ лица, что за фигура!

Обрадованная такой высокой оцнкой, Евгенія Александровна крпко-крпко пожала руку баронессы и проговорила:

— Благодарю васъ… я не ожидала такой встрчи… Я думала, что меня вс забыли…

Ея мягкій, щебечущій голосокъ звучалъ слезами.

— Вы знаете, душа моя, какъ я всегда любила васъ, замтила баронесса.

— Да, со вздохомъ проговорила Евгенія Александровна, — но вы знаете, въ какомъ двусмысленномъ положеніи я стою теперь! Жена, выгнанная мужемъ, мать, лишенная дтей! Вдь на это нужны серьезныя причины, такъ людей не выгоняютъ… Можетъ быть, я заслужила все это…

Евгенія Александровна приняла совсмъ смиренный видъ скромной овечки.

— Ахъ, дитя мое, что ты говоришь! воскликнула «генеральша» Трифонова, поднимая глаза къ потолку и какъ бы призывая небо въ свидтели, что ея дочь чиста и невинна.

— Полноте, разв я васъ не знаю! сказала баронесса, пожимая плечами.

— Свту нтъ дла до того, что я перестрадала съ этимъ человкомъ, продолжала Евгенія Александровна въ томъ же плачевномъ тон. — Онъ съ первыхъ же дней нашей свадьбы оторвалъ меня отъ моей семьи, отъ моихъ добрыхъ старыхъ друзей, отъ моего круга…

— Да, да, насъ съ дочерью разлучилъ! воскликнула «генеральша», вспомнивъ съ горечью, какими упреками осыпалъ ее когда то Владиміръ Аркадьевичъ, вымещавшій на всхъ родныхъ жены свою злобу, вызванную его женитьбою.

— Это, видите ли, люди не его круга, продолжала Евгенія Александровна.

— Ахъ, французскія кокотки и балетныя танцовщицы — скажите, пожалуйста, какой кругъ! съ негодованіемъ воскликнула баронесса. — Будто я не знала его и прежде! Тоже здилъ ко мн!

— Къ несчастью, кром этой среды у него и не осталось никакихъ другихъ связей, продолжала Евгенія Александровна. — Правда, онъ, можетъ быть, надялся черезъ меня окружить себя людьми иного сорта, сдлать связи, составить себ карьеру. По крайней мр, мн пришлось не разъ пережить тяжелыя минуты, когда я замыкалась отъ разныхъ престарлыхъ ловеласовъ съ громкими титулами и крупными чинами.

— А! И это человкъ высшаго круга! Какова нравственность! волновалась «генеральша».

— Да, вдь это у насъ только мщанская нравственность, у насъ все предразсудки! съ горькой ироніей вздохнула Евгенія Александровна. — Но я бы все, все перенесла ради дтей, если бы онъ только оставилъ меня въ поко съ ними. Но ему была нужна для его цлей свобода, нужно было вытолкнуть меня изъ дому… Но нтъ…

Евгенія Александровна провела рукой по лбу.

— Иногда я просто теряюсь отъ тоски, отъ какого то щемящаго отчаянья, проговорила она. — Право, лучше бы не жить!

— Другъ мой, что вы! Полноте! воскликнула баронесса, обнимая ее за талью. — Вы еще такъ молоды, такъ хороши, ваша жизнь впереди! Вамъ нужно разсяться, забыться…

Евгенія Александровна, конечно, была очень далека отъ мысли о самоубійств. Въ свою очередь и баронесса также очень хорошо знала, что Евгенія Александровна вовсе не желаетъ «не жить». Тмъ не мене об собесдницы были тронуты и взволнованы.

— Забыться, разсяться! Въ четырехъ стнахъ? съ ироніей проговорила Евгенія Александровна въ отвтъ на совтъ баронессы. — Знаете ли вы, что я боюсь показываться въ общество, что я провела нсколько мсяцевъ, какъ отшельница? Меня никуда не тянетъ, во мн явилась какая то апатія…

— Нтъ, нтъ, васъ надо растормошить, расшевелить! говорила баронесса, сочувственно пожимая ей руку. — Я васъ повезу къ себ, повезу въ театръ, въ клубъ…

— Ахъ нтъ, нтъ! защищалась Евгенія Александровна. — Наконецъ, я даже не могу вызжать… Стыдно сказать, но у меня приличнаго туалета нтъ, ничего нтъ…