Чужие грехи

Вс родственники, крестники и прихлебатели Олимпіады Платоновны Дикаго и ея «камерюнгферы» Софьи были встревожены страшнымъ для нихъ извстіемъ и зашипли, забили тревогу. Разнесся слухъ, что княжна Олимпіада Платоновна Дикаго хочетъ на неопредленное, боле или мене продолжительное время совсмъ оставить Петербургъ и переселиться въ подмосковное Сансуси.

— Что заставило ее принять такое ршеніе?

Этотъ вопросъ въ той или другой форм, на изящномъ французскомъ язык или на вульгарномъ жаргон прихожихъ, повторялся на вс лады. Также въ различныхъ формахъ, на разныхъ языкахъ, на вс лады повторялся одинъ и тотъ же отвтъ:

— Это все для этихъ несчастныхъ дтей!

Сколько горечи, ненависти и презрнія слышалось въ этихъ немногихъ словахъ!

Сама Олимпіада Платоновна не считала нужнымъ скрывать отъ кого бы то ни было, что она дйствительно хочетъ ухать на продолжительное время изъ Петербурга только для этихъ несчастныхъ дтей. Дти были довольно хилы и болзненны и чистый деревенскій воздухъ могъ укрпить ихъ здоровье. Въ деревн жизнь дешевле и потому можно было сдлать сбереженія для лучшаго воспитаніями образованія дтей, покуда они не поступятъ въ учебныя заведенія. Она въ деревн будетъ имть боле свободнаго времени, чтобы слдить лично за развитіемъ этихъ дтей. Кром этихъ серьезныхъ соображеній у Олимпіады Платоновны было и еще одно еще боле серьезное соображеніе, которое она не высказывала никому, но которое боле всего побуждало ее ухать на время изъ Петербурга: она не хотла, чтобы дти какъ нибудь случайно могли услышать что нибудь объ отц или матери, она боялась, что дти могутъ здсь встртиться со своими родителями. Довольно и того, что она сама слышала объ этихъ личностяхъ, что она сама встрчала ихъ случайно въ магазинахъ, на улицахъ, въ театрахъ. Всхъ этихъ причинъ было вполн достаточно, чтобы заставить ее покинуть Петербургъ. А какже они, эти родственники, крестники и прихлебатели княжны и ея «камерюнгферы» останутся безъ помощи Олимпіады Платоновны и Софьи? Ихъ была цлая орда, какъ это всегда бываетъ въ старыхъ барскихъ домахъ, гд еще выдаются разному нуждающемуся люду и разнымъ попрошайкамъ и единовременныя пособія, и ежемсячныя пенсіи. «Изъ глазъ вонъ и изъ ума вонъ» — эту поговорку вс они знали отлично. Здсь они приходили и къ Олимпіад Платоновн, и къ Софь поздравлять послднихъ съ днями своихъ имянинъ и рожденій; здсь они при каждомъ посщеніи къ Олимпіад Платоновн и Софь ныли насчетъ своихъ домашнихъ нуждъ и надвали на себя самыя затрапезныя одежды, чтобы получить взамнъ этихъ одеждъ немного поношенныя, но еще довольно цнныя платья благодтельницъ; здсь стоило только принести просфору отъ «Троицы-Сергія» княжн или ея служанк, чтобы получить подачку, деньги, платочекъ, платьице, вообще что нибудь боле цнное и практичное, чмъ просфора; здсь, наконецъ, можно было по недлямъ гостить у Олимпіады Платоновны и у Софьи, встрчая у этихъ старыхъ двъ «нужныхъ» и «случайныхъ» людей — у Олимпіады Платоновны графовъ и князей, генераловъ и тайныхъ совтниковъ, у Софьи — графскихъ и княжескихъ камердинеровъ и камерюнгферъ, оказывавшихъ одинаково сильныя протекціи, какъ и ихъ господа, по дламъ опредленія дтей на казенный счетъ въ учебныя заведенія, стариковъ и старухъ въ богадльни и вдовьи дома, людей среднихъ лтъ на теплыя мста, въ смотрителя какихъ нибудь складовъ, въ начальницы какихъ нибудь дтскпхъ пріютовъ. Княжна Олимпіада Платоновна не даромъ же пользовалась всеобщимъ уваженіемъ! Но что же будетъ, когда удутъ княжна Олимпіада Платоновна и Софья? Имъ нужно будетъ надодать письмами, имъ нужно будетъ только изрдка напоминать о своемъ существованіи, ихъ нельзя будетъ ловить въ удобныя минуты, въ т минуты, когда человкъ «въ дух» и когда онъ готовъ исполнить всякую просьбу. Бдныя родственницы и черносалопницы отлично знали значеніе такихъ минутъ и иногда выжидали по цлымъ днямъ того момента, когда будетъ удобне всего обратиться съ просьбой къ той или другой благодтельниц. Иногда во время вылетавшій изъ груди вздохъ, или кстати сказанная и вызвавшая улыбку острота, или трогательное лобызаніе руки оплачивались здсь десятками рублей. Отъздъ этихъ двухъ женщинъ изъ Петербурга являлся дйствительнымъ несчастіемъ для всей этой хищнической стаи, алчущей и жаждущей пенсій, пособій, помощей, протекцій и подачекъ. И все это несчастіе стряслось ради этихъ «несчастныхъ дтей». Не одинъ взглядъ, бросавшійся на этихъ дтей, былъ исполненъ затаенною злобою. Не одинъ голосъ, обращавшійся съ ласковыми словами къ этимъ дтямъ, походилъ на зминое шипнье. Дти, конечно, ничего и не подозрвали, ничего и не чувствовали — это было очевидно и, можетъ быть, именно потому люди длали все возможное, чтобы дти поняли, наконецъ, какихъ жертвъ они стоятъ.