Читаем Чужими голосами. Память о крестьянских восстаниях эпохи Гражданской войны полностью

Полагаю, что для того, чтобы понять характеристики современного состояния памяти о событиях восстаний и региональные различия в этой памяти, нужно реконструировать тот контекст памятования, который существовал в предшествующие годы. Ведь современное забвение или отсутствие выраженного намерения вспоминать события может свидетельствовать не только о ныне существующих идентичностях и социальных рамках памяти (хотя и о них, несомненно, тоже), но и о том, в каком состоянии память пребывала в более ранние периоды. Важно учитывать, что социальные рамки памяти менялись. В этом смысле показательны размышления некоторых респондентов о том, как вспоминали (или не вспоминали) о восстаниях в советское время: «И вот смотрите, это ведь тоже очень интересное, и раскулачивание, и то, что вот 21‐й год, — на самом деле, получается, что могло быть несколько „точек пересборки“. Это вот конец 50‐х — середина 60‐х годов, после XX съезда, когда реабилитация началась, там середина 60‐х, возможно, юбилей 50-летия советской власти, вот вариант, когда, кстати, заговорили про „антоновщину“ <…> когда Лагунов пытался опубликовать[257], вот одна „точка пересборки“ — не изменилось ничего [в Тюмени]. Следующая — это конец 80‐х — 90‐е годы, когда вроде бы об этом заговорили… Но смотрите, я смотрю по Тюменской области, вот был всплеск интереса, и пропал»[258].

Интервью, собранные в Тюменской области, отличает констатация быстрого спада (после кратковременного подъема) массового интереса к восстаниям в постсоветское время, а также недоумение многих респондентов по поводу отсутствия значительного интереса («Почему у нас нет этой темы?»). При этом для респондентов часто нет самоочевидного ответа на вопрос, почему память о событиях в регионе менее актуальна, чем на той же Тамбовщине. Основания различий кажутся неясными. Это еще раз подтверждает предположение, что искать ответ на этот вопрос стоит не только в нынешних различиях между двумя регионами, но и в том, как вспоминали о событиях восстаний раньше.

Эта глава не претендует на то, чтобы дать исчерпывающий ответ на вопрос о том, почему память о крестьянском восстании в Западной Сибири оказалась сегодня в Тюменской области менее актуальной, чем память об антибольшевистских выступлениях — в Тамбовской. Я представлю ряд отдельных, но показательных зарисовок о процессе формирования культурной памяти о восстаниях. Полагаю, что, прежде чем ответить на вопрос о причинах формирования тех или иных региональных рамок, необходимо лучше понять механику их функционирования. А для этого представляется важным проследить, как формировалась культурная память[259] (то есть память, носителем которой являются символические медиаторы), касающаяся восстаний. Ведь социальная память в современных обществах обычно существует лишь около 80 лет, а при большей временной перспективе ключевую роль неизбежно начинают играть продукты культуры[260].

На основе проанализированных материалов я выдвигаю тезис, что одна из ключевых предпосылок различия памяти о Тамбовском и Западно-Сибирском восстаниях кроется в особенностях развития советской массовой культуры (в первую очередь соцреалистических романов). Важнейшим периодом здесь стали первые десятилетия после Гражданской войны. Различия в литературном пласте массовой культуры, сформировавшиеся в первые декады после событий, оказались чрезвычайно важны для складывания культурной памяти о восстаниях и в дальнейшем. Кроме того, я предполагаю, что культурная память в рассмотренных примерах оказывала значительное непосредственное влияние на социальную память (причем и в то время, когда многие непосредственные свидетели событий были еще живы).

В работе над главой я опирался на несколько комплексов источников. Одним из них были издания художественных произведений о восстаниях (прежде всего — периода сталинизма, более поздние тексты рассмотрены скорее для описания общего контекста). В центре моего внимания оказываются два романа о Тамбовском восстании, написанные в 1930‐х годах и издававшиеся заметными тиражами как в этот период, так и позднее. Причина внимания именно к ним связана с тем, что они стали одними из хронологически первых крупных художественных произведений об антибольшевистских крестьянских восстаниях. Я полагаю, что их довольно раннее появление и массовые тиражи сыграли важнейшую роль в том, как в дальнейшем складывалась память о Тамбовском восстании. Это отличается от ситуации с Западно-Сибирским восстанием, многотиражные художественные произведения о котором стали доступны отечественному читателю значительно позже.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека журнала «Неприкосновенный запас»

Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами
Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами

Эта книга — увлекательная смесь философии, истории, биографии и детективного расследования. Речь в ней идет о самых разных вещах — это и ассимиляция евреев в Вене эпохи fin-de-siecle, и аберрации памяти под воздействием стресса, и живописное изображение Кембриджа, и яркие портреты эксцентричных преподавателей философии, в том числе Бертрана Рассела, игравшего среди них роль третейского судьи. Но в центре книги — судьбы двух философов-титанов, Людвига Витгенштейна и Карла Поппера, надменных, раздражительных и всегда готовых ринуться в бой.Дэвид Эдмондс и Джон Айдиноу — известные журналисты ВВС. Дэвид Эдмондс — режиссер-документалист, Джон Айдиноу — писатель, интервьюер и ведущий программ, тоже преимущественно документальных.

Джон Айдиноу , Дэвид Эдмондс

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Политэкономия соцреализма
Политэкономия соцреализма

Если до революции социализм был прежде всего экономическим проектом, а в революционной культуре – политическим, то в сталинизме он стал проектом сугубо репрезентационным. В новой книге известного исследователя сталинской культуры Евгения Добренко соцреализм рассматривается как важнейшая социально–политическая институция сталинизма – фабрика по производству «реального социализма». Сводя вместе советский исторический опыт и искусство, которое его «отражало в революционном развитии», обращаясь к романам и фильмам, поэмам и пьесам, живописи и фотографии, архитектуре и градостроительным проектам, почтовым маркам и школьным учебникам, организации московских парков и популярной географии сталинской эпохи, автор рассматривает репрезентационные стратегии сталинизма и показывает, как из социалистического реализма рождался «реальный социализм».

Евгений Александрович Добренко , Евгений Добренко

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

10 гениев политики
10 гениев политики

Профессия политика, как и сама политика, существует с незапамятных времен и исчезнет только вместе с человечеством. Потому люди, избравшие ее делом своей жизни и влиявшие на ход истории, неизменно вызывают интерес. Они исповедовали в своей деятельности разные принципы: «отец лжи» и «ходячая коллекция всех пороков» Шарль Талейран и «пример достойной жизни» Бенджамин Франклин; виртуоз политической игры кардинал Ришелье и «величайший англичанин своего времени» Уинстон Черчилль, безжалостный диктатор Мао Цзэдун и духовный пастырь 850 млн католиков папа Иоанн Павел II… Все они были неординарными личностями, вершителями судеб стран и народов, гениями политики, изменившими мир. Читателю этой книги будет интересно узнать не только о том, как эти люди оказались на вершине политического Олимпа, как достигали, казалось бы, недостижимых целей, но и какими они были в детстве, их привычки и особенности характера, ибо, как говорил политический мыслитель Н. Макиавелли: «Человеку разумному надлежит избирать пути, проложенные величайшими людьми, и подражать наидостойнейшим, чтобы если не сравниться с ними в доблести, то хотя бы исполниться ее духом».

Дмитрий Викторович Кукленко , Дмитрий Кукленко

Политика / Образование и наука
1812. Всё было не так!
1812. Всё было не так!

«Нигде так не врут, как на войне…» – история Наполеонова нашествия еще раз подтвердила эту старую истину: ни одна другая трагедия не была настолько мифологизирована, приукрашена, переписана набело, как Отечественная война 1812 года. Можно ли вообще величать ее Отечественной? Было ли нападение Бонапарта «вероломным», как пыталась доказать наша пропаганда? Собирался ли он «завоевать» и «поработить» Россию – и почему его столь часто встречали как освободителя? Есть ли основания считать Бородинское сражение не то что победой, но хотя бы «ничьей» и почему в обороне на укрепленных позициях мы потеряли гораздо больше людей, чем атакующие французы, хотя, по всем законам войны, должно быть наоборот? Кто на самом деле сжег Москву и стоит ли верить рассказам о французских «грабежах», «бесчинствах» и «зверствах»? Против кого была обращена «дубина народной войны» и кому принадлежат лавры лучших партизан Европы? Правда ли, что русская армия «сломала хребет» Наполеону, и по чьей вине он вырвался из смертельного капкана на Березине, затянув войну еще на полтора долгих и кровавых года? Отвечая на самые «неудобные», запретные и скандальные вопросы, эта сенсационная книга убедительно доказывает: ВСЁ БЫЛО НЕ ТАК!

Георгий Суданов

Военное дело / История / Политика / Образование и наука