Чужими голосами. Память о крестьянских восстаниях эпохи Гражданской войны

В большинстве интервью сложно однозначно установить, имеем ли мы дело с воспоминаниями, переданными устно, либо с пересказом прочитанного или же увиденного в кино. Но само это разделение через 100 лет после событий нередко теряет свой смысл. Речь может идти о том, что чтение книги могло навести на воспоминание о том, что видел сам или слышал от очевидца. Социальная и культурная память оказываются уже крепко, иногда почти неразделимо связаны. Здесь нельзя не упомянуть о том, что сегодня многие исследователи культурной памяти вслед за А. Эрлом и А. Ригни акцентируют внимание на роли в создании представлений о прошлом «медиации» (mediation), то есть посредничества между человеком (читателем, слушателем и пр.) и опытом ушедшего[326]. Ригни отмечает общую закономерность: чем больше времени проходит с момента события, тем большую роль играет медиация[327].

События Тамбовского восстания продолжали оставаться важной темой для советской массовой литературы и кино и в более поздние периоды. Помимо переизданий романов, о которых говорилось выше, появились и новые. Так, в 1965 году был напечатан роман А. В. Стрыгина «Расплата»[328], который позднее, в 1967 году, был переиздан в выходившей огромными тиражами «Роман-газете»[329], что существенно расширило его аудиторию. Позднее «Расплата» переиздавалась несколько раз, а в 1969 году была опубликована одноименная пьеса[330]. Новая волна интереса к Тамбовскому восстанию среди литераторов обозначилась в конце перестройки с выходом романа «Оккупация» Е. З. Елегечева в 1991 году[331]. Не менее важным для позднесоветского времени кажется появление художественных фильмов об Антоновском восстании. По роману Вирты «Одиночество» вышла одноименная кинокартина (1964), а затем появился художественный фильм «По волчьему следу» (1976), опирающийся на воспоминания Г. И. Котовского. В перестройку и постсоветскую эпоху продолжалось создание разнообразных художественных текстов и других произведений, связанных с Тамбовским восстанием. Пожалуй, одним из наиболее заметных оказался художественный фильм А. С. Смирнова «Жила-была одна баба» (2011).

«НЕ ВСЕ ПОТЕРЯНО»

В то время как в 1930‐х годах появились романы о Тамбовском восстании, заметных опубликованных литературных произведений о Западно-Сибирском восстании не было. Позднее ситуация менялась, однако и в позднесоветское, и в перестроечное время события Западно-Сибирского восстания были существенно меньше представлены в советской массовой литературе и кинематографе, меньшей была и аудитория опубликованных произведений.

В 1960‐х и 1970‐х важную роль в актуализации событий крестьянских восстаний в советской культуре сыграли юбилеи революции и обращение власти и писателей к революционной эпохе как к своеобразному «мифу основания» Советского государства и общества. Например, именно в 1967 году в нескольких номерах «Тюменской правды» были опубликованы отрывки из документальной повести В. Василькова «Пора февральских метелей»[332], были и другие тексты[333]. Но особенно заметной вехой в Тюменской области стало появление романа «Красные петухи» К. Я. Лагунова[334]. Хотя этот роман, в отличие от «Одиночества» Вирты, не вошел в канон соцреалистической литературы, он получил определенную известность у читателей. Судить об этом можно по отдельным сохранившимся письмам читателей советского времени[335]. По всей видимости, писем было существенно больше, поскольку на обсуждении романа в секции редакционного совета при редакции «Художественная литература» упоминалось о том, что после публикации «пошла большая почта»[336]. Во время полевой работы в 2018 году в Тюменской области имя писателя также не раз всплывало в рассуждениях респондентов. И все же вряд ли можно говорить о существенном влиянии романа на широкий круг советских читателей — известность текста была крайне ограниченна. Не случайно в разговорах о Западно-Сибирском восстании приходилось сталкиваться с тезисом о том, что для актуализации памяти о восстании необходимо яркое произведение, «как „Тихий Дон“ Шолохова». Большинство респондентов не видят тексты Лагунова как способ увековечить память о восстании, включить ее в большой общенациональный нарратив. Возможно, важную роль тут сыграл тот факт, что тексты К. Я. Лагунова, как и ряда других писателей этого периода, предлагали свои художественные образы восстания значительно позднее. Опубликованные 30 и более лет спустя после многих «канонических» романов о Гражданской войне и восстаниях, они оказываются смещенными на периферию актуальной для большинства читателей рефлексии.