Чжуанцзы

– Вот странно! Это не то, что мы называем учением. В старину, когда Священный Земледелец владел Поднебесной, он своевременно со всем уважением приносил жертвы, но не молил о счастье. И людям он был предан, полон доверия, все приводил в порядок, но ничего не просил. Те, кому нравилось вместе с ним управлять, управляли; кому нравилось вместе с ним наводить порядок, наводили порядок. Но он не создавал себе славы с помощью чужих пороков; не возвышал себя низостью других; не обогащался, пользуясь удобным случаем. Ныне же чжоусцы, увидев смуту у иньцев, спешат взяться за управление. Против высших плетут заговоры, низших подкупают. Опираясь на оружие, поддерживают страх. Выдают за доверие клятву о союзе с закланием жертвенного животного. Превозносят собственные поступки, чтобы уговорить толпу. Убивают и карают ради выгоды. Это означает свергнуть смутьяна, чтобы заменить его деспотом. Мы слышали, что мужи древности во времена порядка не уклонялись от своих обязанностей, но не держались за них для того лишь, чтобы влачить существование во времена смуты. Ныне же Поднебесная во мраке, добродетель чжоусцев в упадке, и стать рядом с ними означает запачкаться самим. Лучше от этого уклониться и сохранить свое достоинство.

Оба брата пошли на север, на гору Первого Солнца, где и умерли от голода.

Такие мужи, как Старший Ровный и Младший Равный, не станут опираться на богатство и знатность, добытые нечестным путем. Столкнувшись с жестокостью в поступках при своем высоком сознании долга, они наслаждались лишь своими стремлениями и не служили миру. Таков был нравственный долг этих двух мужей.

Глава 29 Разбойник Чжи

У Конфуция был друг Цзи под Ивой, младшего брата которого звали Разбойник Чжи[233]. За Разбойником Чжи следовало девять тысяч удальцов. Они бесчинствовали по всей Поднебесной, нападали на правителей и убивали их, прорывались через стены и двери, угоняли чужих буйволов и коней, уводили чужих жен и дочерей. В жадности забывали о собственной родне, не заботились о родителях и братьях, не приносили жертв предкам. В местностях, по которым они проходили, жители крупных царств оборонялись за стенами городов, жители малых царств укрывались за стенами селений. От разбойников страдал весь народ.

Обратившись к Цзи под Ивой, Конфуций сказал:

– Тот, кого называют отцом, должен уметь наставить своего сына; тот, кого называют старшим братом, должен уметь научить младшего. Если отец не способен наставить своего сына, а старший брат не способен научить младшего, то они не уважают родства между отцом и сыном, между старшим и младшим братом. Ныне вы, Преждерожденный, достойный муж среди современников, а ваш младший брат, Разбойник Чжи, – пагуба всей Поднебесной, и вы не способны его научить. Я, ничтожный Цю, стыжусь за вас, Преждерожденного. Разрешите отправиться к нему и вместо вас, Преждерожденного, его усовестить.

Цзи под Ивой ответил:

– Вы, Преждерожденный, говорите, что тот, кого называют отцом, должен уметь наставить своего сына; тот, кого называют старшим братом, должен уметь научить младшего. Но если сын не слушает наставлений отца, а младший брат не принимает поучений старшего? Что можно поделать даже при таком красноречии, каким ныне владеете вы, Преждерожденный? Да ведь что за человек Чжи! Сердце – точно бьющий фонтаном источник, мысль – будто смерч, силы хватит, чтобы справиться с любым врагом, а красноречия – приукрасить любое злодеяние. Угодите ему – обрадуется, станете ему перечить – разгневается. Ему легко оскорбить другого словами. Вы, Преждерожденный, не должны к нему отправляться.

Конфуций не послушался и отправился к Разбойнику Чжи с Янь Юанем – возничим и Цзыгуном – помощником.

В это время Разбойник Чжи, расположив на отдых свою ватагу на солнечном склоне горы Великой, резал человеческую печень[234] и кормил всех ужином.

Конфуций спустился с повозки, пошел вперед и, встретившись с Дозорным, произнес:

– Я, лусец Кун Цю, прослышал о высокой справедливости военачальника.

Он двукратно почтительно поклонился Дозорному, и тот пошел с докладом. Выслушав Дозорного, Разбойник Чжи сильно разгневался: глаза засверкали, словно звезды, волосы встали дыбом, подняв шапку, и он сказал:

– Не тот ли это Кун Цю, искусный лжец из царства Лу? Передай ему от меня: «Ты сеешь ложь, разносишь клевету, безрассудно восхваляешь царей Прекрасного и Воинственного; носишь шапку, разукрашенную ветками, словно дерево, опоясываешься шкурой с дохлого быка. Ты слишком много разглагольствуешь об ошибочном учении, не пашешь, а ешь; не ткешь, а одеваешься. Шлепая губами и молотя языком, ты по собственному произволу решаешь, где правда, а где ложь, чтобы вводить в заблуждение владык Поднебесной, чтобы мудрые мужи Поднебесной не занимались своим делом. В безрассудстве выдумал сыновнее почтение, братское повиновение и домогаешься удачи у правителей, у богатых и знатных. Преступления твои тяжкие. Скорее уходи, а не то я добавлю твою печень к нашей сегодняшней трапезе».

Конфуций снова просил доложить, сказав: