Collapse Feminism

Когда я вернулся туда после "инцидента", я был поражен, услышав, что некоторые мужчины хотят, чтобы он вернулся. Один даже пошутил, что "мы должны найти ему африканскую женщину", чтобы удовлетворить его потребности, я полагаю... Сочувствие, сказали они, "ему трудно". Я не могла в это поверить, это было полное отсутствие сочувствия к женщинам (в том числе и ко мне), которые годами не чувствовали себя в безопасности, когда этот мужчина был рядом. И снова я оказалась втянута в почти гомосексуальную дискуссию, где мои доводы о том, почему этот человек опасен, были услышаны наполовину или высмеяны. Только когда я сказала, что посоветовала подруге написать на него заявление в полицию, они на секунду притихли и прислушались ко мне. А теперь скажите мне и другим женщинам, для которых эта история звучит слишком правдоподобно, что "токсичной мужественности" не существует. Что это отдельные случаи, когда мужчины действуют своими так называемыми биологическими импульсами, а не системой, которая позволяет им не уважать женщин, а иногда и поощряет их к этому и защищает, когда они это делают.

Гомофобные, расистские, женоненавистнические или толстофобные гомосоциальные дискуссии, свидетелем которых я был и на которых вырос, теперь происходят в Интернете. Политкорректность, которую эти мужчины обычно перенимают, выходя из гомосоциальных кругов, полностью исчезла. Язык маносферы стал мейнстримом. Язык ненависти теперь сырой.

Людей, стремящихся установить баланс между женоненавистнической идеологией и феминистским ответом на нее (если баланс вообще должен быть), беспокоит то, что мы просим мужчин меняться слишком быстро. Мишель Голдберг призналась в статье для New York Times, что ей "жаль многих мужчин, застигнутых врасплох движением #MeToo". Она сказала: "Я могу только представить, как это дезориентирует, когда правила меняются так быстро", на что Амия Шринивасан ответила:

Эта мысль - о том, что правила для мужчин внезапно изменились, и теперь им грозит наказание за поведение, которое раньше было вполне допустимым, - стала общим местом #MeToo. Подразумевается, что до недавнего времени мужчины были подвержены тотализирующей патриархальной идеологии, которая не позволяла многим из них отличить флирт от домогательств, кокетство от отказа, секс от изнасилования.

Это удобное и соучастное невежество, которое лежит в основе такого понятия, как токсичная маскулинность, и которое мы слышим в таких фразах, как "мальчики будут мальчиками", "он всегда был соблазнителем", "он любит женщин", "иногда он может быть немного проблематичным, но он отличный парень/друг/коллега/отец". 14 июля 2020 года президенту Франции Эммануэлю Макрону журналисты задали вопрос о его решении повысить до министра внутренних дел Жеральда Дарманена, обвиненного в изнасиловании и сексуальном насилии над жертвой в состоянии слабости, которое он частично признал. Это был тот самый президент, который во время своей предвыборной кампании 2017 года заявил, что борьба с гендерным неравенством - в том числе с сексуальным насилием - станет "великим делом" его президентства. Во время интервью он оправдал повышение Дарманина, сказав, что у него был с ним разговор "как мужчина с мужчиной". Что означает "как мужчина с мужчиной"? Пару лет спустя он сказал то же самое в отношении министра Николя Юло, обвиненного в изнасиловании и сексуальном насилии. Представьте себе, как я был удивлен, когда пришел в Лондонскую библиотеку Тейт, пролистал книгу из сборника The Big Idea о токсичной маскулинности и прочитал, что "поведение этих лидеров [Обамы, Трюдо и Макрона] позволяет предположить, что они могут идентифицировать себя как сторонники феминизма". Великое дело Макрона было настолько великим, что ему пришлось повторить его для своего второго мандата со своим приятелем Дарманеном.

Презумпция невежества и систематическая индивидуализация случаев, связанных с токсичной маскулинностью, были опровергнуты движением #MeToo. На самом деле #MeToo - это не только борьба с мужчинами, которые подвергали насилию женщин, детей и других мужчин. Оно также позволило разоблачить сети людей, которые позволяли совершать подобные действия. Каждый обвиненный мужчина ставил под сомнение всю структуру, в которой он работал. Впервые скептики, которые автоматически рассматривали отдельные случаи, были вынуждены увидеть системный характер сексуального насилия. Как объяснила французская журналистка Лорен Бастид, нас заставили понять, что оно затрагивает все слоиобщества , что оно происходит повсюду, "на приеме у врача, в организациях активистов, в политических партиях, в клининговых компаниях, в спортивных клубах, в сельской местности, в городах, в богатых районах, в бедных районах, среди левых и среди правых... ".