Гарри не раздел его, и теперь мягкость бёдер невозможно ощутить сквозь плотную ткань, и все мысли Луи, все его ощущения концентрируются в месте слияния их тел. Его мальчик выгибается в спине, без стеснения и робости, присущей ему в повседневной жизни, скорее, с остервенением.
Это вина кошмаров. Они проникают в его голову по ночам, когда везде выключен свет, и нашёптывают в ухо, отравляя. Теперь Гарри пытается выгнать их с помощью секса, забыться в полноте физических ощущений.
Луи хочет контакта с его белой кожей, тянет руки, но Гарри отбивает их, наклоняется. Шершавый сухой язык касается виска, ведёт вверх ко лбу. Удовольствие слишком яркое, волнительное, после событий на работе — более глубокое и подчиняющее, и Луи не сразу понимает, что происходит, а когда до затуманенного сознания доходит, он не отталкивает. Если Гарри нуждается, то Луи даст ему это.
Язык мальчика слизывает чужую кровь с его лица с жадностью и желанием. Бёдра двигаются всё резче, дрожат, и Луи пальцами ведёт по оставленным потом дорожкам на спине Гарри.
— Выпрямись, — шепчет он, и Гарри послушно отклоняется назад, упираясь руками в колени Луи.
Член призывно блестит от выступившей смазки, такой гладкий и твёрдый, но Луи видит, как дрожит тело Гарри, видит желание кончить в почти чёрных, совершенно безумных глазах, поэтому он не дотрагивается до него. Вместо того, чтобы подрочить, Луи жёстче вколачивается в хрупкое тело Гарри, подкидывая его на своих сильных бёдрах, и пальцами касается уродливого рубца ниже пупка.
Всё тело Гарри содрогается, а из приоткрытого рта вырывается громкий стон, и Луи останавливается, позволяя ему эти несколько секунд собственного поглощающего удовольствия.
Только когда тонкие руки опускаются ему на плечи и Гарри едва заметно кивает, Луи садится на кровати, сжимает его бока, впиваясь пальцами между рёбер, и двигается быстро и рвано, кончая через мгновения.
Гарри влажный от пота, вымотанный, и Луи переворачивает их, укладывая кудрявую голову на подушку, накрывая мальчика своим телом.
— Я испачкал твою форму, — виновато шепчет Гарри.
Влияние момента прошло, и он снова тихий и болезненный в сильных руках Луи.
— Не волнуйся об этом, — расстёгивая заляпанную спермой рубашку, говорит он. — Завтра всё равно выходной.
Гарри кивает, его глаза закрываются, и Луи ведёт подушечкой пальца по ресницам.
— Едешь в больницу к маме? — спрашивает он, не открывая глаз.
— Да, — кивает Луи. — И вечером есть дела. Я вернусь к утру.
Словно подогретое виски, кровь жжёт вены изнутри при одной мысли о том, что Луи собирается сделать. Сознание разрывается на части, криками и молитвами, старыми обещаниями, но маленький засыпающий Гарри в объятиях всем своим видом шепчет о неизбежности случившегося в прошлом. Случащегося завтра.
— Не оставляй меня одного, — вдруг просит Гарри, и Луи вздрагивает: он думал, мальчик заснул.
— Одного не оставлю, — отвечает Луи и, оставив напоследок нежный поцелуй на лбу, уходит в их тесную ванную, чтобы смыть с себя сомнения в предстоящем.
ﻩﻩﻩ
Запах больничной палаты и лёгкое шуршание медицинского накрахмаленного халата — всё, с чем теперь ассоциируется тёплое слово «мама». Нет аромата выпечки или цветочного мыла — лишь стойкий запах спирта, въевшийся, кажется, в каждую клетку тела.
Стоит перешагнуть порог, и скудный завтрак подкатывает к горлу. Несмотря на то, что Луи бывает здесь раз в неделю, а то и чаще, он всё ещё не привык к залитым тусклым светом ламп серым коридорам, к теням смерти, что прячутся за каждой дверью палат.
Хоспис — это не оплот надежды, не место, где лечат. Сюда приходят умирать, и Луи трясёт каждый раз, стоит войти в стеклянные двери приёмного покоя.
Ноги знают дорогу, голова на автомате кивает знакомым медсёстрам, а мысли далеко в прошлом. Боль пауком, сотканным из тьмы, сидит в сердце, пощёлкивая жалами, и ждёт момента, чтобы вырваться на свободу, закутать тело в кокон онемения, заставить горло содрогаться от криков.
Но выбора нет. Когда-то Луи верил, что он хозяин своей судьбы, что, когда придёт время, он сможет выбрать путь и следовать ему. Но это не так. Будущее создаётся каждую секунду: неожиданной встречей, столкновением взглядов, тонкой нитью привязанности к другому человеку.
После той ночи Луи обещал себе, что в нужный момент не совершит того, что считал жестокой ошибкой. Но прожитые годы дали ему Гарри, подточили маму страшной болезнью, показали истинное лицо города, в котором он родился. И обещания растворились в вечерних сумерках, а надежды подёрнулись сигаретным пеплом. Повзрослев, Луи наконец понял: он там, где должен был оказаться благодаря той ночи, и теперь её невозможно избежать. Её необходимо повторить.
— Мам, — заглядывает он в палату без стука.