земле, откуда ты родом?
— Все так. — Она чуть усмехается. — На земле все как обычно. Там всегда было много
мерзости, ты сам это прекрасно знаешь. Но сегодня я не хочу говорить об этом.
— Кто-то из людей осмелился причинить тебе вред?! — Спрашивает он, едва сдерживая
бешеную ярость.
— Я не хочу говорить об этом, Меранфоль!
— Я тоже. Но я обещаю тебе — я найду этого человека, Лия Солнечный Свет... Я...
Она чуть пожимает плечами. Ей все равно. Ее одежды — сизые и серые и подобны по цвету
блеклому пасмурному небу. Она сегодня не Свет. Она — дождь, осень, промозглые сумерки,
слезы, серые облака...
17
76
Что-то трясло ее и давило на плечи.
— ...Господи, да что же это с тобой?! Лия! Очнись, очнись, девочка моя любимая...
Громкие звуки. Чьи-то рыдания. На ее шею и подбородок падают влажные капли...
Быстрее, чем обычно после
управлять своим телом, и только потом — привычные чувства... Да ведь это же ее мама плачет!
Она приподнялась на кровати и обняла Элизу. И сразу же почувствовала боль в низу живота.
Ощущение влаги и какой-то нечистоты... И вот тут она все вспомнила. И разрыдалась вместе с
Элизой.
...Были и слезы, и расспросы (весьма неприятные для Лии, но Элиза понуждала ее говорить,
а она себя — отвечать), и сочувствие, которое почему-то злило и раздражало Лию, а Элизе все
казалось, что ее сочувствия мало, что надо сказать что-то еще, сделать что-то еще, чтобы девочка
перестала ощущать свое одиночество, как-то помочь ей... Однако она видела, что все ее усилия
тщетны, и ее боль за Лию удваивалась от осознания собственного бессилия.
— Подонки... нелюди... Кто это были? Ты знаешь, кто это были, Лия?
Она чуть наклонила голову и произнесла:
— Да.
Элиза нашла в себе силы промолчать и не торопить Лию, снова задавая ей тот же самый
вопрос.
— Их было четверо... и, кажется, еще один — но он не... не притронулся ко мне... стоял в
стороне... Я не знаю, кто они были, я не знаю никого из них... кроме одного. Там был Гернут.
Элиза ахнула.
— Гернут? Из Фальстанов? У которых мы жили всю зиму?
Лия кивнула, еще ниже склонила свою голову и прошептала:
— Да.
Элиза пребывала в полной растерянности.
— А ты... ты в этом уверена, дочка? Может быть...
— Уверена! — Крикнула Лия, и слезы снова брызнули у нее из глаз. Рыдания снова
подступили к горлу — она согнулась, захлебываясь слезами, а Элиза держала ее за плечи и
осторожно, но как-то механически, гладила по голове, спине, плечам, пытаясь успокоить. Вопроса
об уверенности Лии она предпочла больше не касаться — по крайней мере, пока. Она понимала,
что, продолжая в таком духе, вызовет у Лии новый приступ истерики — и ничего больше не
добьется. Но она сделала последнюю попытку реабилитировать Гернута в собственных глазах и
хоть как-то выправить эту чудовищную картину.
— Это он... стоял в стороне?
По тому, как задвигалась Лия, елозя головой по ее груди, стало ясно — нет. Несколькими
секундами позже Лия подтвердила это и на словах.
— Нет!.. Он... был с ними... когда...
Дальше ничего нельзя было понять.
Ей было трудно поверить, что один из Фальстанов, на которых она готова была молиться,
сделал с ее дочерью такое. Теперь в ее душе происходила сильнейшая ломка — и Элизе было в
этот момент было лишь немногим легче, чем ее приемной дочери. Ведь получалось, что теперь ей
нужно будет выступить против своих благодетелей — упечь их сына в тюрьму.
Внезапно еще одна ужасная мысль осенила ее.
— А Жан? Жан был с ними?
Лия снова замотала головой и прошептала: «Нет.»
Но Элизе нужно было убедиться.
— А он не мог быть... Тем, который... не подходил, но...
— Нет! — Закричала Лия. — Это был не он! Не он, слышишь!..
У Элизы полегчало на сердце. Гернут — паршивая овца, вот и все. Как говориться, в семье
не без урода. Тяжело, конечно, будет Кларину узнать от нее о злодействе собственного сына,
тяжело и ей самой будет говорить Кларину об этом, но что ж поделать... Никто на свете не значил
77
для Элизы больше, чем Лия. И «благодетели», сломавшие счастье ее дочери, мгновенно
переходили в разряд «посторонних», которым она ничего не должна, или даже «врагов», которых
она была готова возненавидеть, если Кларин возьмется защищать своего сына. Когда она пришла
домой и обнаружила, что многие вещи в доме перевернуты, а Лия лежит без сознания, был
поздний вечер. Сейчас, за всеми их разговорами, дело близилось к полночи. К Кларину она пойдет
завтра с утра... Или днем... Ох, ну и устроит она им веселую жизнь, ох и устроит!..
«И все-таки, — подумала Элиза, — как хорошо, что Жан тут не при чем...»
* * *
— Гернут! — Пронзительный крик Февлушки прокатился по двору. — Слышь? Тебя отец
зовет!
Гернут оторвался от конской упряжи, которую осматривал, проверяя, не поистерлась ли
где, и неспешно пошел через двор. Когда поравнялся с рябой Февлой, та добавила: «В амбаре он.»
— и побежала дальше по своим делам. А Гернут пошел в амбар. Никакого беспокойства он не