В комнате — это была Малая Столовая, уютное помещение с небольшим столиком, двумя
скамьями и камином — кроме них двоих и сновавших туда-сюда слуг, присутствовал еще один
дворянин, и это был толстый барон Фарлед Пейскарский собственной персоной. Все остальные
гости пока что еще спали.
— Знаешь, — задумчиво сказал Рихарт своему другу, отправляя в рот ломтик жаренного
мяса. — У меня тут, неподалеку от той часовни... ну, ты помнишь — той часовенки, где ты года
три назад, прямо во время службы, поссорился с каким-то молодым дворянчиком...
— Не помню, — ответил граф Эксферд, который за свою двадцатипятилетнюю жизнь
поссорился с таким количеством молодых и не совсем молодых дворянчиков, что, для того чтобы
запомнить имена их всех, ему бы пришлось заносить их в специальную книгу. — Не важно.
— Так вот, — Согласно кивнув, продолжал Рихарт. — Неподалеку от той часовни
поселился один алхимик и колдун, которого, как говорят, чуть не сожгли на материке.
Удивительные вещи делает. Мечи, которые бьются сами. Стрелы, которые всегда попадают в цель.
Яды, крупинки или капли которых достаточно, чтобы свалить лошадь… Если б не Церковь, давно
взял бы его под свое покровительство, поселил бы в замке и заставил бы работать только на меня.
Вот буквально перед вашим приездом мой управляющий отправился раз к колдунцу затем, чтобы
испросить какое-нибудь от лысины... Ты его вчера видел, Эксферд?
10
— Я видел какого-то молодого человека, — медленно произнес граф. — Я еще подумал,
что это, наверное, его сын...
— Вот-вот... Дал ему колдун какое-то зелье, сказал выпить. Так что ты думаешь — у него
не только волосы снова вместо лысины появились! На правой руке у него не доставало мизинца и
фаланги безымянного пальца. Лет тридцать еще назад отец мой ему пальцы отрубил, на воровстве
поймав... И что же? После того зелья у него эти пальцы снова выросли! — Торжествующе
закончил Рихарт.
Эксферд усмехнулся.
— А больше у него ничего не выросло? — Давясь смехом, спросил он.
— Да ну тебя...
— Так прямо вот и выросли? — Барон Фарлед также не спешил верить легкомысленному
виконту, обожавшему шутки и розыгрыши.
— Да! — Уже порядком разозлившись, ответил Рихарт. — Вот так вот прямо вот и
выросли!
— А ты сам у него хоть раз был? — Все еще смеясь, поинтересовался Эксферд.
— Был.
— И? Купил что-нибудь?
— Тоже... зелье одно, в общем... — Неохотно сказал Рихарт.
— Ну, и как? — Стал допытываться граф Эксферд.
— Девять раз за ночь. — Многозначительно ответил виконт.
Эксферд хмыкнул, но промолчал.
— Что девять раз за ночь? — Не понял барон Фарлед.
Эксферд снова захохотал, рассмеялся и Рихарт, и эта реакция, равно как и насмешливый
взгляд, которым наградил его виконт, лучше всяких слов дали Фарледу понять, что произошло
девять раз за ночь.
— Девять раз? — Изумился Фарлед. — То есть, вы хотите сказать...
то, чтобы я сомневался, но...
— Пойдемте, барон, — вставая, перебил его граф Эксферд. — Посмотрим на волшебника,
умеющего делать такие удивительные зелья.
— Я дам вам провожатого, — кивнул Рихарт.
После того, как граф и барон уехали, Рихарт отыскал Элизу. К его удивлению, эта
крестьяночка снова отказала ему — и куда более решительно, чем вчера. К его неотразимому (как
он сам полагал) обаянию она оказалась совершенно равнодушна.
Рихарт Руадье был не столько разозлен, сколько удивлен ее отчаянным сопротивлением.
Он не раз — правда, осадой, длившейся значительно большее время — брал бастионы, о которых
ходила молва, как о
копавшаяся в курином помете? Разве она умеет отказывать?! Достаточно уже и того, что
захотел ее здесь и сейчас, а рядом нет ее благородного графа, в тень которого она могла бы
спрятаться!
Элиза ничего о себе не вообразила. Однако воспитывалась она в менее развращенной среде,
и если и допускала мысль о плотской любви, не освященной узами брака (чтобы по этому поводу
не говорили ее родители, свято убежденные, что
извините! Она не какая-нибудь там гулящая девка.
Кроме того, она ведь и в самом деле уже почти полюбила графа. Все остальные мужчины
стали ей глубоко безразличны — либо откровенно отвратительны. После того, как Рихарт
насильно вырвал у нее поцелуй, он полностью и бесповоротно (как ей тогда казалось) перешел во
вторую категорию.
Вы полагаете, что он не остановился на этом? Вы полагаете, что после первого насильного
поцелуя, он, как и положено всякому отъявленному злодею, обесчестил девушку и всячески над
ней надругался, гнусно при этом хохоча?
Нет, нет, нет... Рихарт не обесчестил Элизу. Насилие над женщиной не привлекало его. Он
11