— Карен оказался в вашей компании случайно. Его семьи не было в том лагере. Чистая случайность, что у него тоже оказалась странная фобия. И я, расследуя эту историю, все больше прихожу к выводу, что, очевидно, нет человека без фобии. Только вот думаю, которая, из имеющихся у меня, самая смертельно опасная.
Алина грустно усмехнулась.
— А теперь поехали. Прошу вас, Мара. На все оставшиеся вопросы я отвечу вам по пути. Яд уже, по всей видимости, бродит по вашему организму. И, как это ни цинично звучит, вы нужны мне как пока единственный оставшийся в живых пострадавший.
Мара вдруг радостно улыбнулась:
— Нет, яд не ходит. По крайней мере, от татуировки.
— Но, — Алина кивнула на красочное изображение зонтика, мелькающее на лодыжке из-под подвернутых джинсов Мары. — Вы же….
Мара улыбнулась.
— Что вы! Это наклейка. Мне нельзя татуировку. Мы, — она кивнула на тревожно наблюдающего за их разговором издалека Алекса, — ждем ребенка.
И Мара бросилась в кусты, уже не в силах сдерживать тошноту, вызванную токсикозом. Она была беременной уже третий месяц.
Глава восемнадцатая. Ида становится Адой
«Эни, бэни, рики, таки,
Буль, буль, буль, кораки, шмаки.
Эус, бэус, дэус — батц!»
Олег играл с маленьким Тимошей на разложенном прямо на невероятно зеленой траве покрывале. Тимоша, ещё не определившийся, как ему лучше передвигаться — на двух ногах или на четвереньках — терпеливо штурмовал отцовскую ногу. Он молча сопел, подползая к сидящему Олегу под обнадеживающее «эни, бэни», хватаясь руками за отцовские колени, приподнимался на еще не совсем уверенных, раскоряченных, как у пьяного матроса, ногах, и как только уже почти был на самой вершине, тут и случался громкий «батц». Олег, смеясь, мягко опрокидывал сына на мягкий плед и «эни, бэни» начинались сначала.
Аида, перебирающая походную утварь в процессе подготовки к обеду, смеялась над их возней. Тем не менее, выговаривала Олегу, в некотором беспокойстве:
— Он же маленький ещё совсем, Олежка, что ты делаешь, здоровая ты дубина? Прекрати издеваться над ребенком!
Олег, в очередной раз вызвавший разочарованное сопение малыша, откликнулся сурово:
— Я учу его стойкости, терпению и умению достигать цели. Несмотря на неудачи и во что бы то ни стало.
Аида, восхитившись про себя дальновидностью мужа, вслух произнесла:
— На самом деле, ты самоутверждаешься за счет младенца. Нашел с кем соревноваться в плане достижения цели. Эх, ты, голова садовая!
— Он мне потом спасибо ещё скажет, — Олег все-таки был невероятно доволен собой и своими методами воспитания. Это он откуда-то узнал о своеобразном клубе продвинутых свежеиспеченных родителей. Ещё до рождения Тимошки будущий отец с восторгом рассказывал брыкающемуся Аидиному животу о том, как славно они все вместе будут путешествовать с палаткой и рюкзаками за плечами по всяческим невероятно красивым местам. В компании людей, которые разделяют жизненные ценности Олега.
Аида не была в таком уж бешеном восторге от этой идеи, большая часть хлопот от такого «отдыха» с ещё совсем маленьким сынишкой ложилась все-таки на неё. Но Олежка был так увлечен этой идеей, у него просто глаза горели, когда он планировал эту поездку. Созванивался с участниками «младенческой экспедиции», что-то распределял, координировал, устроил из их квартиры просто Верховную ставку главнокомандующего. И, незаметно для всех, в конце концов, так и стал этим Главнокомандующим.
Аида понимала, что в лаборатории она совершенно задавила молодого мужа своим талантом и перспективностью. Честно говоря, ей дифирамбы начали петь ещё и в университете, когда они со Олежкой были студентами. Но по-настоящему её талант практического химика расцвел пышным цветом в лаборатории. Они вместе занимались одним из самых перспективных направлений: модификацией активных веществ. Группа, в которую они влились после университета, работала над созданием модифицированных антибиотиков и противораковых препаратов. Суть исследований заключалась в замещении атома водорода на атом фтора, вследствие чего ферменты биосистемы не знают, что с ним делать, и антибиотик начинал работать по-другому.