CoverUP

Но тут же улыбнулся и сам. На самом деле, он тоже был очень рад всем этим обстоятельствам. Яська ухватилась за эту его улыбку и наконец-то спросила о том, что мучило её все эти долгие последние дни.

— А ты сам, как?

Он сразу стал серьезным, и девушка уже практически пожалела об этом своем вопросе. Пусть бы лучше все оставалось так же: легко, весело и с распитием смузи. Но, к её удивлению, Ларик ответил. Спокойно и с готовностью, словно ждал этого вопроса:

— Знаешь, а вот нормально. Сам удивляюсь, но совершенно нормально. Ясь, может, я действительно, выродок какой-то? Столько людей погибло, а я не очень переживаю, на самом деле. И ещё…. Я должен тебе кое-что рассказать.

И Ларик, волнуясь и путаясь в словах, рассказал Яське о своем визите к отцу.

— Знаешь, я сопоставил все факты и…. Как ты думаешь, может быть такое, что я и есть тот самый потерянный мальчик, который выжил во время оползня? Мои сны, где я убегаю от какой-то катастрофы….

То, что я резко выздоровел после того, как Анна меня носила в это же время в лес. Ну, то есть, возможно, что я не тот мальчик, не её больной сын, а тот, который….

Яська открыла рот и так и осталась сидеть, даже не найдя, что сказать, ещё довольно большое количество времени.

— Ты, Ларик, даешь… — наконец прервала она эту немую сцену.

— Понимаешь, — подождав, пока она придет в себя, опять заговорил парень, — этого мы вообще никогда не узнаем. Никогда. Я все обыскал в доме, нет вообще никаких документов, подтверждающих, что я — приемный ребенок. Никаких. Вообще. Только слова отца, который что-то лепечет про подменыша и шишигу. Это разве доказательство?

Яська помотала головой:

— Это больше похоже на бред сумасшедшего.

— Вот я ещё думаю: а если рядом со мной много лет настоящая мать жила, а я даже не почувствовал ни разу ничего? Ну, абсолютно ничего во мне не всколыхнулось. Никакого голоса крови. И вот она умерла, а у меня на душе пусто. Опять же — никакой реакции. Только злость, что эта сумасшедшая столько людей погубила. И ещё меня во все это втянула. Небось, ещё и на меня свалить все хотела. Подставить. Понимаешь, во мне нет никаких к ней сыновних чувств. Моя мама — Анна. И она умерла много лет назад. И тогда я, действительно, был вне себя от горя….

Яська по-бабьи оперлась подбородком на ладонь и так же глубоко по-женски и горько вздохнула:

— Честно сказать, если так оно и есть, то почему она тоже так и не поняла, что её погибший сын много лет жил с ней по соседству? Потому что ни намека, ни единого слова, вообще ничего о том, что сын, может, остался жив. И зачем она тогда к нему на тот свет людей отправила, если была хоть малюсенькая догадка о том, что он спасся? Может, действительно, весь этот голос крови и материнские предчувствия — выдумки для слезливых мелодрам? Вот только, знаешь, я не понимаю, почему она Анну всегда так не любила….

— Может, действительно, чувствовала чего-нибудь? Цветы она у меня в саду с особым цинизмом обломала, когда чернила подменить полезла.

— Может, случайно? — усомнилась Яська.

— Нет. Она знала, что цветники всегда были гордостью мамы. Тем немногим, чем она действительно дорожила.

— Значит, все-таки чувствовала…. Только трактовала неправильно. Но этого мы у неё никогда не сможем спросить.

— Странно, что мы сидим сейчас и вообще говорим об этом, правда? — вздохнул Ларик. — Словно о чем-то постороннем, о том, что нас напрямую не касается….

— Словно это было не с нами? — уточнила Яська.

— Угу, — сказал Ларик, и уткнулся в пустой бокал. Как будто там ещё оставалось что-то. Он поелозил соломинкой по налипшей на стенки пене, и вдруг сказал:

— Через год эти события станут для нас, наверное, действительно далекими и чужими. И мы будем вспоминать только хорошее. По крайней мере, смешное.

— Например, будем издеваться над Герой, что на него напал ленивый добродушный Тумба?

— Ну, если сможем забыть, что пес принял первый удар на себя, послужив подопытным экземпляром для проверки этого ужасного зелья.

— Или вот…. — Яська пыталась вспомнить что-нибудь ещё веселое, но у нее так и получилось. Все ещё было грустно и на дне души копошились остатки тревоги. Ринат ещё висел между жизнью и смертью. Только что похоронили Аиду. Ларик до сих пор не может прикасаться к своей тату-машинке.

— Мы обязательно вспомним что-нибудь через год.

— Или пойдем в лес искать шишиг, — на полном серьезе невыносимую глупость сказала Яська.

Ларик оторопел:

— Каких шишиг?

— Которые могут что-то знать о твоем происхождении.

Ларик хотел покрутить пальцем у виска, но вспомнил Каппу и передумал.

— Ты же все равно вернешься на следующее лето? — больше утверждая, чем спрашивая, произнес он. Это было незыблемое правило, как смена времен года. Каждое лето Яська возвращалась.

Тем более, что сразу после похорон мама с удивлением обнаружила, что Аида оставила ей дом по завещанию. Так что возвращаться, скорее всего, придется. Девушка скорчила недовольную гримаску:

— После всего, что случилось…. Я не знаю, смогу ли остановиться в этом доме. Хотя, да, хорошего в нем было больше, чем плохого.