Cure Te Ipsum (СИ)

Ну и мы. Эля так и сгинула в уходе за Торином, которого, как выяснилось, перевели в его собственный королевский шатер, и не путалась под ногами. Хотя, как я поняла, кроме него серьезно пострадали какие-то его родственники, и им тоже требовался уход. Для короля, как и для Эли, это был наилучший вариант — многих тяжелых она не вытянула бы одна, была еще неопытна и быстро сдавала. Но, чтобы не расслаблялась, Саня отправил к ней котел и повелел кипятить бинты.

Гномий вариант вип-палаты я разглядела издалека — это был самый потрепанный, самый убогий шатер среди всех, латанный-перелатанный, но над ним выше прочих вился просто-таки гигантский флаг. Стоило, наверное, вспомнить Фрейда. Хотя, если представить обнаженного Торина… опять я завидую Эле! Пока мы тут в грязи и гноище, она снова в шоколаде. Персональная нянечка у красивого мужественного короля, да еще и с такой пикантной раной…

Саня успевал везде и всюду. Только и видно было, как он летит мимо, раздавая указания всем подряд и заражая всех своей энергией, а потом исчезает на десять-пятнадцать минут. И снова появляется. С упорством, достойным лучшего применения, мой друг перестраивал окружающую действительность. Справедливости ради, не все глупые порядки больниц России он попытался привить в нашем новом месте пребывания. Им можно было только восхищаться и ужасаться. Спал ли он, ел ли и когда он это делал, я не знала.

Я осталась на складе и покидать его не намеревалась. На мне было всего лишь десять лежачих, и мы договорились с тем самым блондинистым эльфом — имя я запомнить так и не успела, — что я буду принимать нетяжелых больных, буде таковые явятся.

Но пока что основную массу работы составляли тяжелые, критически тяжелые и безнадежные.

Целый день был посвящен перегруппировке медицинских частей. Все путались. Врачей под конец рабочего дня невозможно было отличить от больных. Идея с белыми халатами увяла на корню. В лагере при всем желании невозможно было найти ничего белее наших лиц (если умыться, окей). Весь мир вокруг состоял из самых разных оттенков серости, крови, свежей и засыхающей, и грязи. Земля под ногами чавкала, истоптанная тысячами пар ног в тяжелой обуви.

Так что халаты лекарей пестрели весьма удручающими пятнами.

Мои джинсы промокли, я чихала, какая-то куцая куртка, снятая с одного из ушедших в мир иной воинов, не грела ничуть. Переставал действовать даже алкоголь. Может, приобщиться к эльфийскому дурману?

У центрального врачебного костра нашелся один подозрительный остроухий типчик. Судя по шальным глазам с почти вертикально стоящими зрачками, дурью сородичей снабжал именно он. Не удержавшись, я захихикала. Я бы узнала эту породу где угодно. Вроде здесь легально употреблять все, что пожелаешь, нет полиции и наркоконтроля, а все равно вороватые и порывистые движения выдают торговца дурью.

— Пс! Пс, — подмигнула я ему, — есть чо?

Эльф прищурился. Сначала я подумала, что он говорит только по-своему, но он тут же развеял мои опасения. Ни малейших следов акцента.

— Тебе поспать или проснуться?

Я даже растерялась.

— Грибы? Синий итилиенский мох? Радужная змейка? Травка? Железнохолмская соль? — буднично перечислял эльфийский барыга, — на серую пыль скидка, берешь гран, даю полтора…

— Так это не бесплатно? — эльф посмотрел на меня, как на умалишенную:

— Ты кто такая, чтоб бесплатно, Галадриэль Лориэнская, что ли?

— Нэстон, — припомнив немногие запомнившиеся мне на синдарине слова, сказала я.

— Да вы в конец охренели, коновалы, — выразился вполне ясно эльф и повернулся ко мне спиной.

Я не нашла ничего лучшего, чем сказать:

— Я главврачу пожалуюсь.

— Я тебя не знаю, — пробормотал эльф, не оборачиваясь.

— Он тебя лихо выпнет отсюда!

— Эй, не приставай ко мне, мне не нужно твое тело. У меня нет денег для тебя. Я не говорю на всеобщем. Я соблюдаю обет целомудрия! — ненатурально повысил голос остроухий и спустя некоторое время недовольно удалился под насмешливыми взглядами наблюдателей. Из чего я сделала вывод, что главный эльфийский врач или кто там был вместо него, употребления веществ действительно не одобрял.

К своим прямым обязанностям я приступила лишь под вечер, уже уставшая и злая как собака. Перетаскивая туда-сюда тяжелючие тюки с бельем и бинтами, ящики со склянками — пластика здесь не знали, конечно, я огрызнулась на троих молодых парней, которые пытались уже вскакивать со своих коек, наорала на пожилого дядьку, получившего удар по голове, и трижды обматерила Элю, невовремя зашедшую по какой-то своей надобности.

При такой нагрузке нервы совсем в клочья… и как-то совсем упустила я тот момент, что не услышала голос гнома, с которым делила тесную койку накануне. А ведь днем он подбадривал меня со своего места и изъявлял самое горячее намерение поскорее подняться и помочь. Я даже имя запомнила, хотя представлялся мне каждый, а были их сотни, наверное.

С самыми нехорошими предчувствиями я направилась в его угол. Сердце сжало ледяными тисками, когда, отодвинув одеяло, я поняла: опасения мои оправдались.