Мужчина лежал на постели ничком. Под лицом его промок свернутый кафтан — или свитер, сложно сказать, чем эта тряпка служила раньше. Наверное, закусывал, чтобы не кричать, очередной терпеливый идиот. Скольких я сегодня похоронила таких! Почему они во всех мирах идиоты, эти благородные воины? И почему в моем мире их осталось так мало? Наверное, вымерли все. Как вот он сейчас умрет.
— Бофур, — я дотронулась до его плеча. Горячее. Жар. Ожидаемо.
— Д-да? — он еще мог отвечать, и это меня заставило снова дышать.
— Поворачивайся, — я сглотнула, — если сможешь сам. Сейчас будем тебя лечить. Потерпишь без меня пару минут? Схожу за остальными.
— Что? — голос больной, голос с трудом удерживающего сознание.
Ну не говорить же ему, что дело швах, и сейчас мы будем отрезать от него по куску, пока не сохраним еще пригодное к доживанию!
— Давай-ка, лежи лучше, как лежишь…
Еще один, последний рывок. Надо. Под тяжелыми, как свинец, ногами плыла земля. Раза два я съехала в какую-то лужу и окончательно вымокла. Нашелся Саня на полпути в свою «Душегубку». Наконец-то я видела в его глазах тень усталости.
— Сделай милость, морэ, посмотри одного…
— Не могу тебе отказать, когда ты меня так зовешь, — вздохнул друг и поволокся нога за ногу за мной. Едва глянув на гнома, он вздохнул без особого сочувствия.
— Резать? — спросил, потирая виски. Я кивнула, потупилась. Напарник хлопнул меня по плечу:
— Тонометр возьми. У гномов нормальное давление на двадцать пунктов выше, учти. Попробуем.
Как-то быстро нарисовались еще два участника процесса: совсем молоденькая девочка с тазиком и седовласый гном, который, увидев Бофура, сразу нахмурился и расстроился. Должно быть, знакомый.
— Почтенный Оин, — Саня перенимал здешние манеры с той же скоростью, с которой когда-то почти выучил после знакомства со мной цыганский язык, — позволите вам ассистировать?
— А? — гном слышал плохо, — девонька, двинься, мы его сейчас…
Никогда не подозревала в старцах его возраста такой силы. Взрослого мужика тягать — совсем не легкая работа. Бофур, находясь на грани потери сознания, тем не менее терпел до последнего. Лишь спросил у Оина что-то сквозь зубы. Услышав ответ, побледнел. Потом кивнул. Снова сделал попытку улыбнуться мне. Получилось так себе.
— Боишься? — сипло спросил он вдруг меня.
— Саня, я на анестезии? — я отвернулась, но Бофур продолжал смотреть все равно. Ну и что. Пускай. Пульс на запястье, под указательным пальцем бьется часто и неровно. Рука твердая и сильная, привычная к работе. Есть ли шанс у него? Есть тут что-то вроде опийного мака, есть много спиртного в качестве дешевого и доступного наркоза. Оно же антисептик. Есть кривые иглы, жгуты и бинты, немного подозрительных мазей — их мы ставили стерилизоваться, но что в том толку… и есть операционный стол, грязный и ненадежный. Вот и все, что есть.
Гарантий на то, что даже после ампутации он останется жить, нет.
— Лара, пульс у них тоже выше. На десять.
— Считаю, — я набрала в грудь воздух и закрыла глаза. Помогало сосредоточиться.
И уйти от такого невыносимо острого и пронзительного взгляда гнома, чью руку я теперь буду держать до конца операции. Или до конца его жизни.
Комментарий к Пёстрые Халаты
Джя криго - Вали, иди вон (цыг.)
Маэ, нэстон - Нет, врач я (синдарин)
Шурдало бузно - Козлище, ругательное (цыг.)
Морэ - Братец, дружок (цыг.)
========== Приглашение в Братство ==========
Бофур очнулся. Некоторое время молча созерцал потолок над собой — матерчатый, колышется от сильного ветра предгорий — потом попробовал повернуть голову. Много он не увидел, койка была теперь отгорожена от остального пространства шатра занавесью. Философски рассудив, что смотреть особо все равно не на что, гном снова уставился в потолок.
Тело до шеи онемело, не чувствовалось почти ничего, кроме далекой подергивающей боли где-то ниже пупка. Ощутимо затекли плечи. Но страшный огонь, еще вчера плавивший его изнутри, исчез, как будто его и не бывало. Следовало приходить в себя. Не очень-то хотелось. Эту часть можно было пропустить. Сразу перейти к той, где он богат и здоров, вокруг полно друзей и родственников, и все празднуют. Только как он будет праздновать? Разве что напьется в слюни. Танцевать с одной ногой уже не получится.
Легкие шаги вернули Бофура в мир здесь и сейчас. Зашуршала занавеска. Это была Лариса.
— Ну как? — она определенно посвежела с прошлого вечера, — попей.
Подала ему ковшик и соломинку.
— Спасибо, — откашлявшись, поблагодарил он больше глазами, чем кивком, — как там? Погодка ничего?
— Погодка гадкая. Голова не болит?
— Нет.
— Не тошнит? Нет мушек перед глазами? Покажи язык. Глаза на меня, теперь в сторону. Если сюда смотришь, не темнеет?
— Нет. А вы долго вчера… резали… — почему-то гному казалось очень неприличным спрашивать, куда дели то, что от него отрезали. Но Лариса только улыбнулась.
— Дольше, чем ожидали. Нога при тебе, Бофур. Я Оину сказала, зря он стращал. Не надо такое заранее говорить. Иногда обходится.