Cure Te Ipsum (СИ)

Я терпела до последнего. С тоской смотрела на вовсю пляшущих гномов, веселящихся и горланящих. На эсгаротскую молодежь — эти быстро подключились ко всеобщему буйству и уже исполняли какие-то свои танцы под немного тормозящий гномий аккордеон. Но на гномьей лезгинке — или чем-то, очень ее напоминающем — не удержалась. Бофур беспокойно напрягся, поняв, что держать меня от танцев сейчас невозможно, а сам он все еще хромал, но вдруг поднялся Бомбур, и лицо моего гнома просветлело.

Никогда не думала я, что мужчина таких размеров, как Бомбур, способен так танцевать. Я за ним не успевала. Он ухитрялся подпрыгивать, вертеться на носках — это с его-то весом — и даже несколько раз с ликующим криком припасть на колено. Рыжие вихры взметались и падали, он залихватски прикусывал ус — жест, общий у братьев — и подмигивал зрителям.

А Бофур хохотал, глядя на нас. И я снова и снова обходила круг в танце, пока Бомбур вытворял что-то невообразимое под крики со всех сторон, а завершая свою неистовую пляску, так грохнул сапогом, что камень наверняка должен был треснуть.

Вскоре я ускользнула — зверски хотелось покурить где-нибудь в относительном уединении. То ли от алкоголя, то ли от накопившейся усталости совершенно заплутала и пришла на какой-то мост, ведущий в темноту, вглубь Горы.

На противоположной стороне моста Кили играл на скрипке что-то неожиданно веселое, а Тауриэль, улыбаясь, слушала его с закрытыми глазами. Идиллическая картина, невинная и при этом чувственная — так бывает только в юности, только в первый раз. Можно было бы сказать что-то пошлое, но почему-то это зрелище меня опечалило, растрогало и довело до сомнительного состояния духа. И я ушла, ничем не выдав себя.

Как я и подозревала, курилка обнаружилась неподалеку от уборных, но уединения здесь точно нельзя было найти. Основную массу потребителей табака и прочих зелий составляли коллеги-медики. В углу кого-то шумно тошнило. Среди курящих гуляк обнаружился Идрен, который при моем приближении безуспешно попытался спрятать сигарету за спину и сделать вид, что оказался тут случайно.

— Ах ты ханжа ушастая, я все видела.

— Что ты видела, что? — взвился немного поддатый эльфийский хирург, — я только попробовать.

— Дэй сы! С этого все начинали. Народ, кто угостит?

Чуть поодаль нашелся игорный стол из стремительно пустевших бочек с элем, за которым в кости резались Нори и Вишневский. Судя по отчаянному виду нашего фармацевта, он уже прилично проигрался.

— Ну что, тебя уже раздели, Вишневский?

— Тебе так охота посмотреть на его мосластые прелести, Ларис? — хмыкнул в дупель пьяный гном, — мы на желание.

— Не узнаю тебя, Нори. Это добронравие просто опасно для твоей репутации! А что за желание?

— Умоляю, только не при ней, — высказался, запинаясь, Вишневский.

Нори зарычал в мою сторону и пригрозил кулаком.

Всеобщая вакханалия перешла в стадию, когда правила приличия окончательно отринуты. Танцы больше напоминали коллективные судороги. Музыканты наяривали что-то несуразное, подыгрывая магнитоле, из которой дуэтом орали Лепс и Стас Михайлов. У магнитолы рыдал Ори, упиваясь собственным одиночеством. Саня обольщал эльфиек Трандуила, оставшихся неприкаянными — интересно, где сам он пропал.

В каком-то полутемном закоулке я наткнулась на полураздетую Элю.

— Там Данечка Элрусика отмудохал, — сообщила она мне, приглаживая волосы, — и все из-за меня…

Я заглянула за угол. Упомянутые Даин и Элрохир, немного растрепанные, надирались вместе с Бардом. Хозяин Горы, героический Дубощит, занимал горизонтальное положение за их спинами, завернутый в свой меховой плащ и всеми забытый.

— И не надейся, войны не планируется. Мужики предпочли тебе выпивку.

— Я не в убытке, — томно провозгласила наша медсестра, проворачивая на пальце очередной пудовый бриллиантище, — как думаешь, потянет на восемь карат?

— Эля, ты все еще не измеряешь их килограммами? Пора бы.

— Завидуй молча, — ослепительно улыбнулась негодяйка, послала в пространство воздушный поцелуй и скользнула в зал.

Хренова обольстительница, кем она себя возомнила, тоже мне, Клеопатра.

Бомбур при виде меня вскочил на ноги и резво — не ожидала от него — подскочил и подбросил меня в воздух в стальной хватке, долженствующей обозначать родственные объятия. У меня разом иссяк воздух в легких.

— Бофур думал, ты пропала! — я могла только безвольно болтаться в его огромных лапищах и что-то тихо мямлить. Из рук Бомбура я перекочевала в руки Бифура, который подергал меня туда-сюда, изображая осторожность, после чего что-то проворчал на кхуздуле.

— Ничего, откормим, — подмигнул ему рыжий, затем братья расступились и торжественно вручили меня Бофуру, подняв и посадив с ним рядом на лавку, как игрушечную.

Бофур покосился на меня с неодобрением.

— Теперь все будут думать, что я тебя гоняю за табаком. Зачем уходила?

— Если ты планируешь меня на цепь посадить, предупреждай — одолжу у Максимыча напильник.

— На цепь не надо, веревки будет достаточно, — высказался Бомбур. Я чуть не подавилась — Бофур заботливо хлопнул меня по спине.

— Ну вот, началось уже и домашнее насилие…