Curiositas. Любопытство

Перо птицы феникс, монашеская утварь в виде шара-грелки, рыба-жаба и голова рогатого зайца имеют мало общего между собой, зато все они три столетия назад поразили умы и воображение старшего и младшего Традескантов. Свидетельствуют ли названные предметы о корыстолюбии натуралистов или об их любознательности, существовало ли все это на самом деле, или перечень был придуман, отражает ли он видение мира или темные закоулки души – как бы то ни было, в конце семнадцатого века посетители Эшмоловского музея попадали в пространство, организованное, если можно так выразиться, страстью отца и сына. Воображение индивида способно наполнить мир логикой и придать ему подобие порядка.

Однако, как известно, даже самому строгому порядку чужда бесстрастность. К любой категориальной системе, применимой к вещам, умам или идеям, следует относиться критически, ибо она неизбежно наполняет эти идеи, головы и предметы определенным содержанием. Музейная вавилонская кофта и пасхальные яйца выражают представление XVII века о частной собственности; грешники в аду и праведники на небесах проживают личные драмы, одновременно иллюстрирующие христианскую космогонию XIII века и индивидуальное дантовское видение мира. В этом смысле «Божественная комедия» – воображаемый всеобъемлющий музей, место обнажения подсознательных страхов и желаний; библиотека, вобравшая все, что несет в себе пыл поэта и его взгляд, упорядоченная и открытая для нашего просвещения.

В Средние века подобные пестрые коллекции собирали служители Церкви и знать, но обычай выставлять на всеобщее обозрение личные увлечения прослеживается в Европе с конца XV века. Во времена, когда высокопоставленные государственные мужи в Вене, в Ватикане, в испанском Эскориале, во Флоренции и в Версале начинали создавать собрания произведений искусства, которые войдут в число богатейших в мире, в частных владениях также появлялись первые, менее значительные и более личные коллекции. Один из таких примеров – коллекция Изабеллы д’Эсте, супруги маркграфа Мантуи, приобретавшей произведения искусства отнюдь не из религиозности или для украшения дома: она попросту стала собирать привлекавшие ее вещи. Прежде состоятельные люди собирали изящные творения, в основном для того, чтобы придать красоту и солидность пространству, в котором они жили. Изабелла избрала обратный принцип и выделила комнату для обрамления собранных ею предметов. В своей camerino, или «малой комнате» (прославившейся в истории искусств как один из первых частных музеев), она выставляла «картины с историей» кисти лучших современных художников. У нее был наметанный глаз: она наставляла своих поверенных, чтобы те, добывая произведения для «малой комнаты», искали подход к Мантенье, Джованни Беллини, Леонардо, Перуджино, Джорджоне, Рафаэлю и Микеланджело. Иногда художники уступали[422].

Через сто лет страсть к коллекционированию охватила дома не только аристократов, как Изабелла, но и зажиточных буржуа: обладание частной коллекцией стало показателем общественного и финансового положения и образованности. То, что Фрэнсис Бэкон называл «моделью всей природы» в небольшом пространстве, можно было воочию наблюдать в кабинетах многих адвокатов и врачей. Предмет мебели с запирающимися ящиками или небольшое обшитое деревом помещение наподобие упомянутой camerino, обозначаемые французским словом cabinet, стали непременным атрибутом богатых домов. В Англии кабинет называли «клозетом», от латинского clausum, «запертый», что подчеркивало приватность помещения. В остальной Европе частная коллекция разнородных предметов называлась cabinet de curiosités или Wunderkammer[423]. Среди них наиболее известны создававшиеся на протяжении последующих веков собрания Рудольфа II в Праге, Фернинанда II в замке Амбрас в Инсбруке, Оле Ворма в Копенгагене, Петра Великого в Санкт-Петербурге, Густава Адольфа в Стокгольме и архитектора сэра Ганса Слоана в Лондоне. Взращенному этими деятелями любопытству нашлось законное место в быту[424].