d3257173e6e84c0dbd07778660e8d04c

Машина подъехала к колледжу за какие-то пару минут. Глядя на здание, Елена и не думала, что так быстро здесь окажется вновь. Воспоминания об учебе были далекими и смутными, словно из прошлой или чужой жизни. Девушка не решалась выйти из автомобиля. Она боялась остаться без Сальваторе хотя бы на несколько минут, потому что привыкла, что он всегда рядом, что он выбивает из нее всю дурь и приводит в чувства. А тут несколько часов полной самостоятельности! Что-то невероятное, инородное, сумасшедшее.

Елена не хотела концентрироваться на каких-либо вещах, кроме воспоминаний о матери, самобичевании и ненависти к апатичному и вечно курящему Сальваторе. Он и сейчас курит, нажимая кнопку на магнитоле в стремлении найти лучшую радиостанцию. Увы, но рок-радиостанций не было. Если и были, то явно вне досягаемости этого городка.

Шатенка робко взглянула на мужчину. В его голубых глазах не скрывалась безразличие. Казалось, Сальваторе снова возвращается в амплуа «а-ля, плевал я на этот мир, все равно все сдохнем». А Гилберт в Добермане не переставала искать ответы.

Она понимала, что стоит быть взрослой, не предавать смысл таким мелочам как поцелуй, удар или тактильная близость. Не зацикливаться на словах и воспоминаниях. Но ей было девятнадцать, и она мужское внимание воспринимала слишком остро. Пусть даже исходящее от врага.

— Можно тебя спросить кое о чем? — она сказала это прежде, чем успела все обдумать. Сказала прежде, чем осознала, что нарушила запрет данный себе же не думать о том, что ее связывало с Сальваторе за эту неделю. Импульсивность вновь сыграла злую шутку.

— Мне кажется, тебе снова стало хуже, — он вырубил магнитолу, выкинул окурок за окно и закрыл его. — Непривычная вежливость.

Непривычная нежность тогда тоже симптом ухудшения, но оба воспоминания о поцелуе не стали озвучивать. В воздухе растворялась недосказанность. Током она пронзала их тела, подогревая желание высказать всю правду-матку, о которой надоело молчать.

— Это не вежливость, а любопытство, — с недовольством. Такой тон голоса действительно роднее. Улыбаясь, Сальваторе посмотрел на девушку, демонстративно глазеющую на лобовое окно.

— О, теперь все по-старому. Я уже начинал скучать по этому.

Скучать. Скучать по этому. Слова искрятся в подсознании, а остальное кажется неважным и малозначительным. «Скучать по этому». Ему нравится, видимо, когда в общении все сводится к дракам, домогательствам и ссорам. Нравится подчинять, кричать, бить, потому что по-другому общаться как-то не получается, как-то не выходит.

Ублюдок.

— Ты сказал Тайлеру о… О том, что я жила у тебя, что мы…

Засыпали вместе.

— Ссорились. Сказал о…

Поцелуе, драках, тактильной близости, взглядах украдкой, откровенных разговорах, тупом: «Я не всегда буду рядом» и наивном: «Почему?».

— Об этой неделе?

Она робко взглянула на него. Боялась. Боялась осуждения, непонимания со стороны своего парня. Боялась сплетен и разговоров. Деймон усмехнулся: «Знала бы ты, девочка, сколько тебе твой ненаглядный недоговаривает».

— Нет, не говорил. Захочешь — сама скажешь.

— А ты? Ты ведь рассердишься, да?

С каких это пор ее волнует, рассердится он или нет? Раньше ей было наплевать на его мнение, на его мысли. Раньше и ему было плевать на нее. Отлично, их ненависть достигла своего апофеоза — теперь они стали фанатичны друг другом. Теория Локвуда работает безукоризненно, жаль ему нельзя рассказать об этом.

— Нет. Это твоя жизнь, твои отношения. Ты имеешь право быть честной с тем, кого любишь.

Не знает, любит ли. Раньше, в прошлой жизни, может быть и да, а теперь вот замолкает в незнании, что ответить на эти слова. Ей кажется, что кроме Добермана ее никто не понимает. Пусть в их общении надрыв и сумасшествие, пусть — крики, драки и ненависть, но в их отношениях есть понимание. Абсолютно каждого слова. Каждого настроения. Каждого оттенка души. Каждого чувства и каждой эмоции.

Еще никто так близко не подкрадывался к ней, так хорошо ее не узнавал. Это чревато последствиями.

— Думаю, Тайлер этому не обрадуется. Порой, неведение лучше…

— Уже скрываешь правду? — он не смотрел на нее. Просто ждал, когда она свалит уже быстрее, когда прекратятся эти завуалированные разговоры, глупые реплики и ненужные обещания. — Только начали встречаться.

— Он тоже от меня многое скрывает. Про свои внезапные отъезды, например… Думаю, мы обоюдны.

Она застревает где-то между прошлым и будущем, теряется в настоящем. Она застревает в его сознании, пылью въедается, не желая оставить его в покое. Она спокойна и неприкосновенна. Хочется снова вмахать этой девчонке, чтобы выбить ее напускную философичность, ее напускной идеализм.

— Тебе пора, Елена, — требовательно и едко. Шатенка выдыхает, а потом открывает дверь и выходит, не говоря ни слова.