d3257173e6e84c0dbd07778660e8d04c

Несколько часов в спокойствии. Может, хоть выспаться выйдет по-нормальному, не думая о том, как она там, за стенкой, чем занимается, не пытается ли снова себе вены порезать, не пытается снова ли сровнять счет. Вечером будет новый приступ — в этом сомнений не было. Стресс, попытка вклиниться в обычную жизнь — это не пройдет бесследно. Что ж, пора бы подумать о новых методах и способах поставить эту выскочку на место.

Их отношения зайдут дальше ударов и поцелуев.

2.

Елена стояла возле стенда с расписанием, смутно вспоминая, где какой кабинет, с трудом соображая, на какой предмет к какому преподавателю ей сейчас идти. Гилберт бы рада смыться отсюда по-тихому, соврать Сальваторе, прийти сюда часам к двум — к окончанию занятий и наврать что-нибудь.

Да вот только Деймон ее нутром чует, и если узнает про обман, то отправит к отцу. Уж это он сможет. Влияния у него на Дженну достаточно. Да и потом, рано или поздно вернуться придется. Все ожидают от тебя того, что ты делал раньше: ты должен учиться, стараться, притворно улыбаться, иногда делиться своей болью, но в основном — делать то, что делал. Когда выбиваешься из ритма — сразу и косые взгляды и сплетни. Этого Елена не хотела. Она снова мечтала стать такой же, какой и была: тихой, незаметной, мечтательной и неприкаянной.

Да вот только покой в последнее время ей даже не снится. Да вот только вряд ли когда-нибудь все встанет на свои места. С каждым днем — уровень все выше и сложностей все больше.

Елена собиралась идти в аудиторию. Ее одернули.

Она резко обернулась, машинально скидывая с себя чью-то руку. Она не хотела чьих-либо прикосновений. Но, увидев Мэтта, лишь облегченно выдохнула. С Бонни было бы сложнее объясняться.

— Я рад тебя видеть, — он разглядывал ее, ища подвох в этом спокойствии. Ах, если бы он только знал, что за апатией кроется отчаяние, боль и сумасшествие. Елена пришла к выводу, что Сальваторе ее выучил наизусть за эту неделю, что он узнал ее настолько близко, как не знал еще никто и никогда.

Чувство обнаженности и стыда.

— Я знаю, что у тебя случилось. Думаю, глупо говорить про соболезнования, да?

Она была рассеянной немного, но все такой же по-детски наивной. В ее взгляде топилась боль и растворялось волнение. Девушка выглядела помято: кофта сползла с одного плеча, оголяя его и лямочки от тоненькой майки, волосы небрежно заплетены в косу, некоторые пряди выбились. Джинсы неприлично обтягивающие и наглаженные. Взгляд — взволнованный, опустошенной. Этот шарм привлекал, приковывал внимание даже случайных прохожих.

А уж что говорить про Мэтта?..

— Откуда ты знаешь? — она говорила хрипло и медленно, словно находясь под воздействием каких-то препаратов, каких-то психотропных.

— Дженна. Она добилась повышения твоей стипендии. Кстати, тебя еще на две недели освобождают от семинаров и зачетов. Потом сдашь.

— Нет уж. Не люблю я жалость.

«Лишь грубость», — ехидно рассмеялся внутренний голос. Елена бы рада его проигнорировать, но вот не может. Деймон, и правда, спуску ей не давал, постоянно сажал на пороховую бочку, так еще и сам норовил фитилек поджечь. И вот теперь жалости как-то и не хочется.

«Он воспитал меня под себя».

— Я знаю, — Донован разбил размышления своим бодрым и заботливым голосом. Не было хрипоты, как у Деймона, не было требовательности и не было властности. Совсем другой человек. Глядя на него сейчас, Гилберт лишь усмехалась себе прежней: и как она могла терять голову от этого паренька? — Знаю, что слова мои тебя не успокоят, но мой номер у тебя есть, и я готов помочь в любую минуту если что.

Не готов. И не знает как. Доберман знает. Знает. Когда оттолкнуть, когда пожалеть, когда ударить, когда поцеловать, когда обнять, а когда не прикасаться. Он все знает: каждую гранулу души, каждую клеточку тела, каждую мысль, каждое еще непроизнесенное слово. Знает лучше, чем кто бы то ни было.

— Спасибо, — она обняла его по-дружески, чтобы сделать вид, что, правда, тронута его вниманием. Получила ответное объятие, в котором было все, кроме дружественности.

Нет, Мэтт, твой поезд ушел. В сердце этой девочки теперь другие принцы… Тебе там не место.

Она отстранилась. Он взял ее руки, чтобы хотя бы тактильно доказать, что он, правда, рядом. Он, может, и хочет быть рядом, да вот Елена в этом не нуждается. Она больше не нуждается ни в чьей поддержке.

— Мне надо идти.

Он кивнул, мельком взглянув на ее руки. Потом прищурился, дернул девушку на себя и одернул рукава длинной кофты. Елена дикой кошкой сразу отпрянула, пряча синяки и ссадины, которые остались на память в качестве сувениров от Добермана. Если бы только Мэтт знал, сколько еще синяков и царапин на ее теле.

— Откуда? Тебя кто-то? ..

— Со мной все в порядке, Мэтт, — она не хотела чужих прикосновений на своем теле, в своей душе. Черт возьми, ей от Донована сейчас избавиться больше всего хотелось! Ну не нравится он ей больше, не думает она о нем больше! У нее другие демоны, страхи, желания и мечты.

Прежняя наивность разбилась еще неделю назад.

— Никто меня не насилует и не бьет. Извини, мне надо идти. Я пойду, ладно?