d3257173e6e84c0dbd07778660e8d04c

Звук пощечины стал причиной образовавшейся мертвой тишины. Голову девушки вывернуло вправо. Волосы закрывали лицо. Бонни не шевелилась. Ровно как и ее отец с заставшим во взгляде удивлением. Ровно как и ее мать, забывая как дышать. Ровно как и миссис Браун, не в силах пошевелиться.

Бонни уже не было больно. Она ведь на дне: куда еще падать?

Девушка медленно повернула голову в сторону отца. Медленно настолько, что можно было досчитать до десяти. Волосы спали. В уставшем взоре читалось одно: «Ты доволен?».

И ухмылка. Она не исчезла. Была такой же. Вырезанной ножом. Мертвой.

— Зря я тебя тогда не зарезала, — прошептала девушка, отрицательно качая головой. Нет, осадком детская обида не всплыла. Просто как рефлекс. Как послевкусие давно позабытого чувства. Сейчас Бонни разрывает другое чувство: она любит Елену, она не хочет терять единственного близкого человека.

Но вернуть уже нет возможности.

Она хватает сумку, она направляется к двери, но мать успевает схватить дочь за запястье и остановить. Бонни вырывает руку, резко оборачиваясь. Она хочет оттолкнуть мать, отшвырнуть ее, как та сделала несколько лет назад.

Но Беннет перестала драться с призраками.

— Бонни, прекрати истерить! — дешевая пародия на роль властной матери.

— А у меня половое созревание, мам! — не крик, просто попытка быть услышанной. Во взгляде Бонни — неукротимость. И все тело девушки будто стало токсичным: прикасаешься к нему и чувствуешь яд, поражающий твою центральную нервную систему. — Ты что, забыла? У меня эмоции на пределе!

Отец ринулся к ней, но Бонни мигом среагировала: она схватила со стола вазу и швырнула на пол. Куратор вскрикнула, поднявшись и прижавшись к стене. Бедная женщина! Она не знает что такое слепая импульсивность! Считай, что и не жила вовсе.

Бонни развернулась, схватила какую-то статуэтку с полки и, развернувшись, замахнулась.

Но не кинула. Растрепанные волосы спадали на худые плечи. Обезумевшие глаза глядели сквозь пелену бессилия и пустоты. Невыносимое зрелище — видеть, как твой ребенок уже не позволяет себя контролировать. Уже не позволяет себе расслабляться.

— Не двигайся, иначе я разъебу здесь все к чертовой матери! — прошипела Бонни. — Не двигайся, мать твою!

— Бонни, послушай… — он заискивающе попытался установить контакт. Поздно. Такие конфеты Бонни уже не любит. Бонни уже не нужны игрушки: она хочет оружие и виски. Она хочет вернуть подругу. Нормализовать жизнь. Ставки повысились. Теперь кости фальшивой нежности больше не бросишь.

— Послушай, нам сто…

— Заткнись, — сквозь зубы процедила Беннет, еще не опуская статуэтку. Не стоило матери вмешиваться во второй раз. Теперь ее дочь уже не остановится, пока не выскажет все. — Послушайте, мне плевать! Ясно? Плевать! У меня ебанные проблемы, и я решить их хочу, — как и раньше, — сама! А ты, мамочка, если хочешь что-то узнать о моей личной жизни, спроси у отца и его экспертов! Может, они расскажут тебе о том, как меня избивали до полусмерти в подворотнях! — голос повышался, температура — тоже. Повысился уровень исступления. До апогея оставалось несколько шагов. — Может, они расскажут тебе о том, как я чуть не подохла в ночных клубах!

Она кинула-таки статуэтку, когда отец попытался взять ее под контроль. Статуэтка угодила на рабочий стол, снесла компьютер. Грохот и возглас Бонни оглушили всю округу. За дверью стало подозрительно тихо, а шок и недоумение на лицах родителей стали даже чем-то забавным.

— Хотя, знаешь, мама, — прошипела Бонни, хватаясь за ручку двери, — можешь не спрашивать. Я все снова придумала! Выдумала, слышишь?

Развернувшись, она открыла дверь и бросилась вниз вон по коридору, вниз по лестнице, не видя чужих взглядов, не оглядываясь, боясь увидеть, что ее пытаются догнать.

Боясь увидеть, что ее никто и не собирается останавливать.

Она мчалась вон из здания, к машине Тайлера. Чтобы сбежать из этого дурдома. Чтобы задыхаться и ничего не чувствовать.

Внутри больше ничего не разрывалось.

Внутри стала образовываться пустота.

3.

Она опомнилась лишь дома, когда захлопнула дверь, прижалась спиной к стене и скатилась вниз по стене, закрывая глаза и с ужасом осознавая, что слез и нет. Все выплакано. Все выстрадано. Когда образовывается пустота — больше нет смысла биться в истерике, кричать и рыдать.

Все остается там, за границей, которая отделяла тебя от нормальной жизни. Все остается в каком-то сюрреалистическом нереальном прошлом, которое, кажется, с тобой и не происходило вовсе.

Ты просто трансформируешься в какого-то другого человека с совершенно иными чувствами. С совершенно иными взглядами на жизнь.

С апатией и отсутствием желанием что-либо менять, кого-либо добиваться.

4.

Под вечер Бонни выключила телефон. Ей названивали родители. Они даже приходили домой, грозясь выбить дверь. Самое страшное, что они выбили.

Но Беннет не нашли. Она спряталась, как обиженный и запуганный ребенок, на чердаке, вход на который был в стене шкафа. Об этом входе, конечно же, никто не знал.