d3257173e6e84c0dbd07778660e8d04c

Дым развеивается. Снова. Теперь состояние влюбленности или увлеченности уже не длится долго. Теперь во взоре — огонь, то стихающий и согревающий, то разрастающийся и обжигающий.

— Мне нравилось, что тебя все добиваются. А теперь я вижу, что никакой магии в тебе нет. Ты просто очередная дешевая потаску…

Елена резко приближается к мужчине, копируя его позу, выбивая тем самым из колеи. Последний слог грязного слова топится как лед под воздействием высокой температуры.

Жар ее глаз топит осколки в его взгляде. Это преимущество Елены. Единственное и всевозможное.

— Ты ревнуешь? — без издевки и на вдохе. И если раньше Гилберт хотелось сбежать ото всех, то теперь ей хотелось сбежать от себя. Чувство «надоело» сменилось другим — чувством неудовлетворенности.

— Нет, — он шепчет слово, сгорая во взгляде Елены. Их сердца больше не пульсируют в сумасшедшей агонии. Они бьются в ровном темпе. Без надрыва. Без растрата лишний энергии. — Когда люди ревнуют, они должны любить друг друга… Или испытывать что-то похожее. Когда люди любят друг друга — они дышат друг другом, а мы — мы задыхаемся…

Он на секунду задерживает взгляд на губах своей собеседницы. Всего лишь на секунду! Иногда секунда может быть длиннее вечности… А потом резко поднимается, прерывая установленную духовную связь.

Образы их заключительных аккордов — холодная комната, пыль и тишина. Яркие мотивы – жар, огонь, дым, холод, осколки, ровность, постепенность и последовательность. Заключительные аккорды состоят сплошь из миноров. Расслабляющая и убаюкивающая мелодия… Немного напоминает звуки метронома или нечто подобного, что можно было бы использовать при гипнозе.

Так догорают так и не разгоревшиеся эмоции. Все чувства — как спички. Вначале вспыхнули, а потом потухли. Вначале — тепло и блеск, потом — зола и прохлада.

— Когда люди любят друг друга — они задыхаются, — ее голос растворяется, ее голос вновь плавный и тягучий. Тихий, густой, будоражащий. Неудовлетворенность вновь переходит в «тошно». — А мы — мы не дышим.

Плеваться красивыми фразами — это основные планы в их заключительных фразах. Ну что-то типа «Памяти…» в конце фильма перед титрами. Фон — разгоревшийся и бесчинствующий ноябрь. Безжалостный. Дождливый. Осточертевший.

— Я не появлялась в твоей жизни — я сдержала свое слово. И ты исчезни, — поднимается, подходит так близко, что становится трудно трезво мыслить. Сердце по-прежнему спокойно. Оно уже привыкло. Выработался иммунитет, если хотите. — Слышишь? Уходи.

— Ты будешь с ним? — вопрос-обличение. Теперь Сальваторе обнажил свою душу. Просто так. За считанные секунды. За бесценок. Вопрос-откровение. Вопрос-ответ на все загадки.

Елена тоже потеряла интерес.

— Я не буду ни с кем.

— Не получится, — горькая усмешка. Осколки остаются осколками. Натура устойчива. Взгляд уверенный. А у Елены — вулканы, гейзеры и вечные циклоны. Она — аномалия. Она — центр притяжения всех проблем и опасностей.

Таких надо посылать куда подальше.

— Ты ведь живешь только тогда, когда умираешь… И любишь только тогда, когда ненавидишь. Ты забыла кто мы, милая? Мы — потерянное поколение. Мы олицетворяем все то, чего боялись наши предки. На нас все закончится…

Жалкая попытка потянуть время была разгадана. Огонь потухает. Вновь начинают появляться искры. Вновь все испепеляется.

Тошно-тошно-тошно! Тошно в кубической степени, если хотите. Тошно — как синоним слова «бесконечно», если вам мало.

Последний взгляд. Глаза в глаза. Последняя надежда.

— Уходи.

Искры исчезли. Эмоции сгорели. На сегодня, по крайней мере.

Остались осколки. И кривая усмешка на губах Добермана.

— Ухожу, — а потом — оглушающе звенящая пустота.

====== Глава 30. Мы поднимаем якоря!.. ======

1.

Приступ прекратился, девушка убрала платок от лица и перевела дыхание. Она ощущала жуткую головную боль и сильную слабость в теле. Тайлер, сидящий напротив, был молчалив, но улыбчив. Его изображение двоилось.

— Что-то их методы ни хрена не действуют, — Беннет оперлась о стену, сев как можно удобнее. Локвуд хоть был и близко, но казался далеком и сюрреалистчным. В его взгляде не было особого блеска, а сам парень был расслаблен, и казалось, что его ничто не тревожит.

— Ты справишься, Боннита! — гласно промолвил парень, резко поднимаясь и плюхаясь на кровать рядом с девушкой. Громкость его голоса больше не раздражала, но сильно воздействовала на головную боль, усиливая ее. Бонни отсела подальше. — Твое же имя нарицательное.

— Да, только та Бонни тоже сдохла молодой… Слушай, я спать хочу, давай в следующий раз поговорим, а?

— Нет, Бонни. В следующий раз не получится.

Уставший взгляд устремился на Локвуда. Проблема была в том, что Тайлер всегда был прямолинеен. Метафоричность и подтекст — не для него. Этот человек уж точно умеет выражать свои эмоции так, как следовало бы всем людям. И сказанные только что слова вновь подожгли тревогу. Та вспыхнула, озарив темное пространство пустой души.

— Я уезжаю. У меня практика.