Стереотипы разбились в считанные секунды. Елена ощутила лишь игольчатую судорогу, а потом ее накрыла волна совершенно нового наслаждения. Девушка выгнула позвоночник. Тайлер вновь ощутил кожей отвердевшие соски своей любовницы, ощутил ответность ее организма. Он не стал тратить время. Первое фрикционное движение — смешение отголосков слабой боли и сильного наслаждения. Второе движение — головокружение. Третье — ногти все-таки процарапывают кожу, а стоны становятся неконтролируемым.
Елена обвивала своего любовника ногами, впилась в его губы, становилась рьяной, страстной и чувственной. В ее теле было отзвучие на каждое его движение. Темп плавно усиливается. Мир быстро забывается. Остается лишь ощущение.
Он вновь оказывается снизу. Поднимаясь, опирается на руки. Глаза в глаза. Поцелуй. Каждое прикосновение — сладкий и отравляющий яд. Один раз попробовав наркотики, уже не можешь остановиться. Один раз попробовав желаемое уже не хочешь пытаться забыть это.
Девушка закрывает глаза и целует мужчину, чуть поднимаясь, а потом резко насаживаясь на член. Смена ощущений. Более контрастно. Более сильно. Она вновь проделывает тоже самое. Ее соски трутся о его кожу… Руки не выдерживают, и Тайлер падает на спину. Гилберт опускается, упирается руками о грудную клетку своего мужчины и усиливает темп. Пространство комнаты заполнили совершенно другие звуки. Все границы стерлись. Мир перестал делиться на черное и белое, прошлое и настоящее, болезненное и приятное. Мир стал единым. Душа стала единой.
Она стала с ним совершенно другим человеком. Стала раскованной, смелой и громкой. Ее гласные не могли не сводить его сума. Ее тело будоражило похлеще экстази, похлеще всех этих клубных бессмысленных вечеринок. И пусть оба понимали, что это первый и последний раз, но оба почему-то были счастливы в этот момент. Болезненно счастливы.
Это был первый раз, когда они потеряли счет времени, когда потерялись в пространственно-временном континууме. Амнезия — не совсем точное определение, но единственное объясняющее определение.
Елена все-таки раздирает плечи Локвуду, с криком кончая и обмякая. Тайлер делает несколько финальных рывков, быстро выходит из девушки и кончает ей на бедро. Он падает на простыни рядом с Мальвиной, переворачивается на бок и, кладя руку на живот девушки, приближается к ней. Даже после свершившегося ему ее недостаточно. Это рок всех отчаянных девушек — даже овладев ими, нельзя насладиться вдосталь. Это рок. И это в каком-то извращенном смысле дар. Елена тяжело дышит. По внутренней части бедра стекает кровь, смешанная со спермой. Мерзкое зрелище.
Гилберт не обращает на это внимание. В душе, по крайней мере, не так мерзко.
Она поворачивает голову в сторону парня. На его губах появляется улыбка, а потом тут же исчезает.
— Ты сбежишь, — прохрипел он. Его дыхание по-прежнему сбито, а в горле пересохло. Но этот физический недуг даже и не замечается. Тело переполняет приятная истома. — Ты всегда сбегаешь.
— Мне некуда бежать, — тоже хриплый сдавленный голос, тоже ощущение жажды. Пить и не напиться! Будь они оба чуть внимательнее, это бы сказало им о многом. — И не к кому…
— Это единственная причина?
Она думала, что забудется с Сальваторе. Думала, что с ним будут совершаться все «впервые» и дальше. Ей бы, правда, хотелось, чтобы все было так легко… Так неправильно.
— Я не хочу больше бежать… Я устала.
Она поцеловала его сама, потом поднялась, и, не прикрываясь ни одеждой ни простынями, направилась в сторону ванной. Ей стоило освежиться.
Прохладная вода остудила пыл, освежила разгоряченное и потное тело, смыло следы преступления, но не утихомиривало буйную душу. То, что случилось, было не столько опытом физическим, сколько душевным. Елена будто открылась до конца, будто стала собой: беззащитной, хрупкой, но жаждущей и неиствующей. Такой, какой она представляла себя на страницах книг. Такой, какой она представляла себя в фильмах. Стала героиней. На какую-то одну ночь сказка стала реальностью, все контексты, афоризмы и сюжеты ворвались в ее жизнь, все претворилось в реальность. Мир, действительно, стал действовать по новым правилам. Пока что не слишком строгим и бесчеловечным.
Ну, хоть где-то свезло.
4.
Они сидели на постели в полумраке. Окно было приоткрытом. Шторы — распахнуты. Лунный свет заливал пространство комнаты. Контраст холода и бешенного тепла был причиной приятной истомы, отдаленно напоминающую предсонную.
Она была в его рубашке, полурасстегнутой и помятой. Елена сама настояла на этом. Если уж пробовать, то пробовать все. Сама Ночь велела, как говорится.
А он, с оголенным прессом, обнимал и целовал девушку своей мечты, тоже чувствуя, что поэзия уайльдовских стихов ворвалась в его реальность.
— Мы можем попробовать начать заново, — он не хотел серьезных разговоров. Она — тоже. Но оба только сейчас могли услышать друг друга, поэтому упускать возможность было глупо. — Можем, уехать куда-нибудь… Вдвоем.