Да

– Ну, а что Пелевин. Это, извините, просто твиттерский, каламбурящий над брендами. «Семка Халвич проверен на ВИЧ». «Реклама курорта: для загорающих и выгорающих». Вы уж сразу сборник анекдотов купите лучше.

Такие же монологи у него были по нескольку раз отрепетированы для основных популярных авторов.

– Быков? Что ж, и у него, на мой вкус, есть неплохая вещь. Краткий пересказ романа «Дар» в сборнике от 1997, если мне не изменяет память, года. С этим пересказом книгу можно прочесть за восемь минут и еще успеть перед сном поиграть в «Доту». Правда, у нас вы его нигде не купите, но на сайте Briefly его можно прочитать совершенно бесплатно.

Покупатель глядел, не понимая, шутка ли это.

– Думаете, небось, хорошо ли я разбираюсь в том, что говорю?

Волгушев улыбался. Покупатель тоже.

– Я разбираюсь в этом отлично – в свое время я прочитал весь сайт «Вкратце точка ру» за 16 минут.

Если покупатель говорил, что ему нравится Хармс, Волгушев тут же говорил: «Как же, как же, автор афоризма «Конечно, убивать хохлов – жестоко. Но что-то же с ними надо делать!» – и, когда вместе с резко вспотевшим собеседником находил в книге соответствующую строчку, с деланным удивлением сокрушался, что перепутал «хохлов» и «детей».

Если ему на такое замечали, что у него, видимо, какое-то предубеждение против современных русских писателей, Волгушев отрезал:

– Это не русские писатели, а советские. Делать вид, что советская литература продолжает русскую традицию, – это как растить чужого ребенка и удивляться, что он непонятен и неприятен тебе в самых общих своих чертах. Может ли вообще быть что-то хуже, чем растить чужих детей против своей воли?

Такое поведение не только отпугивало покупателей, но и распускало других продавцов. Один раз N своими ушами слышала, как Алиночка на вопрос, есть ли у них «Дракула», не задумываясь, ответила: «Вон у кассы стоит».

Как-то в магазин заехал с презентацией своей книги о заморских территориях США улыбчивый американский трэвел-блогер. Волгушев еще в дверях подошел к нему, прихватил за локоть и вместо приветствия вполголоса сказал: «Ферст синг ю шуд ноу эбаут беларашенс из зэт ви а литерали зэ сэйм пипл эз рашенс. Литерали. Ду ю андестэнд ми? Ит из икстримли импотэнт». Американец, все глупо улыбаясь, кивал и только непроизвольно пытался застегнуть неверной рукой замочек горла свитера, пока его от Волгушева не отодрала уже рассыпающаяся в извинениях N. В магазине потушили верхний свет, и социалист-американец час рассказывал при свечах любознательным пенсионерам, как гончие подбитую куропатку, чующим бесплатные мероприятия, ерзающим студенткам из провинции и аппетитным офисным интеллектуалкам под 40 про то, что в американских колониях нет избирательного права, что даже в американской метрополии до сих пор нет гарантированной государством медицины и, конечно (это был конек лектора, пробуждавший от дремы всякий зал в его нудном турне), что в столице Пуэрто-Рико есть бар, где туристы могут выйти с бутылкой пива во двор и подпоить местную свинью-алкоголика. Американец иногда замедлялся, вглядываясь в публику и пытаясь сообразить, кто же из них Petya, но никакого Petya в магазине уже не было. В тот день вообще была не его смена, пришел он только ради американца и, сказав, что хотел, не задерживаясь, поехал обратно домой.

Раз в неделю являлась совершенно квадратная, что с ее порядочным ростом создавало для всех прочих посетителей и даже продавцов большие неудобства, толстая девица с неожиданно детским круглым и из-за поджатых накрашенных губ будто сразу обиженным лицом, которая застенчиво (как застенчив, наверное, среди ни в чем не виноватых рюмок и тарелок тот слон, которого присказка все гонит в посудную лавку) выбирала что-нибудь из новинок, о которых писали на «Медузе», жеманно расплачивалась с видом, будто даже набирая код карты, говорила продавцу: «Да, вот только мы с вами тут и есть культурные люди», – и перед уходом непременно минут пять сидела с раскрытой на случайной странице покупкой, быстро оглядывая поверх книги, кто еще есть в магазине, как выглядит и что о ней думает. Все продавцы знали, что в соцсетях девица представляется как Джек Гроб, но не были уверены, прилично ли к ней обращаться в мужском роде, или это так же невежливо, как взрослому влезть в детскую игру («Какой вы дом хороший на дереве построили. А сколько за отопление платите?»), и потому даже в таких коротких с ней контактах страшно смущались, чтобы, не дай бог, не применить к ней хоть в какую-либо сторону гендерно окрашенные слова. Как-то она имела неосторожность обратиться к Волгушеву:

– Привет. А подскажи, пожалуйста…

– Минуточку.

Волгушев чуть наклонил голову, но девушка как-то по интонации, что ли, решила прямо здесь замолчать.

– Мне кажется, или вы только что попытались навязать мне гендер?

– Чего?

– Я предпочитаю характеризовать себя при помощи местоимений «они», – он легонько наискось разрезал воздух ладонью, – «он».

Джек помолчала.

– Обращаться на «вы» типа?

Волгушев слегка поклонился.

– Хорошо. Извините.