Да

К девице вплотную становятся две подружки.

– По медицинским причинам? – сипло спрашивает раньше молчавшая.

– Да нет. В старших классах я вдруг заметил, что все поголовно стали выпивать. Паренек, с которым мы в четвертом классе строили шалаш на яблоне, уже в восьмом выпивал перед уроком стакан водки и сидел потом 45 минут, покачиваясь. В девятом мой класс как-то в полном составе остался после уроков и распил несколько бутылок, прямо не выходя из-за парт.

– Да, это обычное дело, – энергично подтверждает сиплая.

– И вот тогда я решил, что, ну логично ведь будет, если я хочу быть оригинальным, просто вообще не пить. Всем сразу будет интересно. Так и оказалось. Я сидел за партой с пареньком, который из кожи лез, чтобы рассказать, какой он пробовал абсент, и никто его не слушал. А стоило мне просто сказать, что я не пью, как сразу ко мне оборачивалось несколько голов. Ну и с возрастом это только лучше работать стало. Я еще ничего не сказал, а мне уже что-то доказывают и объясняют, спорят со мной. Всем я сразу интересен из-за этого, понимаете.

Студентки не знают, как это все понимать, и просто молча уходят. Уже из дверей доносится шепот: «Душнила».

Один раз N прямо доконала покупательница из тех, что пришли поболтать, а покупать и вовсе ничего не собираются.

– …Ну а разве это лучше Пруста, – спросила женщина с улыбочкой.

– А вы уже прочитали Пруста, то есть? – спросил вместо N, которая Пруста не читала и от разговора так утомилась, что была готова впервые в жизни в этом сознаться, неизвестно откуда взявшийся Волгушев.

– Ну да.

– Так Аксакова берите.

– Кого?

N тяжело вздохнула.

– Аксакова. «Детские годы Багрова-внука».

Женщина улыбнулась еще шире и повернулась от полки к юноше, вроде как готовясь к смешной части шутки.

– Чего вы улыбаетесь. Аксаков – это Пруст за полвека до Пруста. Это причем даже не моя характеристика, а Святополка-Мирского. Вы ж, небось, по-французски не понимаете?

Женщина перестала улыбаться. N шумно выдохнула.

– Так и какой смысл Пруста по-русски читать? Этак вы можете инстаграм просто листать дальше. У Аксакова вы хоть язык более-менее весь понимаете.

N скороговоркой представила юношу:

– Это Петр, он у нас продавец.

Волгушев прижал руки к бокам и поклонился. Женщина снова немного заулыбалась оттого, что история вроде бы все-таки обернулась шуткой.

– Но у нас нет Аксакова. У нас только мура разная новая. Вы лучше просто в интернете бесплатно скачайте.

Покупательница самым натуральным образом открыла рот от удивления.

– Может быть, вы хотите спросить, не стоит ли за моим нигилизмом какая-то система ценностей? Нет, я просто очень несчастен.

– Петя, ну ты перестанешь?! – вдруг взвизгнула N и тут же зарделась. – Ты шел куда-то. Вот и иди.

Она указала рукой на дверь: начинался уже обеденный перерыв Волгушева.

– Знаете, я, наверное, в другой раз зайду, – сказала старшеклассница, изучив через дверь N, Катю и Алиночку и пробежав глазами по рукописному афоризму на листе бумаги.

– Лучше поступайте куда-нибудь в Москву, а всю эту провинциальную культурную жизнь забудьте, как страшный сон. Надеюсь, годика через два-три встретить вас в каком-нибудь там нормальном, настоящем книжном, ну или на бульваре просто гуляющей. А лучше знаете что – в торговом центре. Я буду искать себе новые кроссовки, а вы будете уже совсем взрослая деловая студентка, пройдете мимо и даже не узнаете меня.

Старшеклассница посмотрела на него как на сумасшедшего, но все же улыбнулась на прощание. Волгушев зашел в магазин. У полок стояли две невысокого росточка и ужасно лохматые девочки в пестрых узорчатых рубашках из секонда. Одна, та, у которой из вьющихся каштановых волос выглядывала небольшая потрепанная капитанская фуражка, осведомилась, есть ли в магазине дневники и контурные карты. Другая, в берете, лихо сдвинутом набок, и в больших очках, услышав, что карт в магазине нет, громко сказала: «Пойдем, Софа», – и только тут Волгушев в самом углу заметил своего университетского приятеля Плавина, которого он с первого дня знакомства называл только и исключительно Львом Антонычем.

Пухлый, сутулый и громоздкий, Плавин работал редактором на сайте Vot.by и занимался тем, что с серьезным видом деревянным слогом пересказывал новости с других сайтов. Два от природы закрытых человека, они с Волгушевым все время, пока учились, общались исключительно насмешливым тоном, с каким обсуждают чужие глупости, но пару лет назад посреди особенно депрессивной зимы Волгушев случайно наткнулся на Плавина среди рядов гипермаркета (в руках – пластмассовая корзинка, в ней упаковка холодных жареных пельменей и много чая) и почувствовал к нему такое расположение и доверие, что прямо, как был, в здоровенном пуховике и сбоку обнял его между стеллажами с кашами и соками. С тех пор они говорили уже совсем откровенно и без обиняков. Плавин, щурясь и заложив руки за спину, рассматривал корешки книг и заметил Волгушева, когда тот уже прямо подошел к нему вплотную. Они пожали руки.

– А я с интервью шел, дай, думаю, зайду. Не подумал, что ты с обеда еще не вернешься.

– Что ж не позвонил?