До поездок во Франкфурт я с недоверием прислушивался к разговорам вааповцев, возвращавшихся оттуда: один не успел что-то купить, другой устал так, что расхворался, третий божился, что он не мог спать от переутомления всю неделю. После первого «Франкфурта» я, любитель пешей ходьбы, месяц лечил какие-то связки в стопе…
Большой зал — центр литагентов точно воспроизводит картину напряженной работы муравейника и никогда не кажется просторным. Здесь проходят, как правило, короткие переговоры, в 20 минут принимаются окончательные решения по разговорам или переписке, тянувшейся год.
Каждый день ужины, обеды, приемы: прием от имени администрации выставки, прием муниципалитета в ресторане «Пальменгартен» («Пальмовый сад»), где есть и пальмы, и попугаи — все это в огромных залах с зарослями тропических деревьев и… ручейками, через которые посетители перебираются с тарелками и кружками пива в руках. Прием гигантского издательского концерна «Бертельсман», вааповского партнера, где целиком жарят быков, кабанов и кого-то еще — Гаргантюа угощает Пантагрюэля… Спиртное льется рекой, но пьяных почему-то не видно. Каждое приличное издательство тоже устраивает приемы для партнеров — всемирное гостеприимство.
Работа литагента на Франкфуртской выставке — еще и бесконечная ходьба от стенда к стенду, от партнера к партнеру (если ваш график не спланирован так, чтобы приходили к вам). Запомнить содержание всех встреч и переговоров невозможно, приходится многое записывать.
И, конечно, там много возможностей среди десятков встреч «спрятать» такие, которые в другой обстановке могли бы привлечь нежелательное внимание. Там можно скрытно бросить письмо, неприметно позвонить, а если нужно, — исчезнуть с выставки на целый день.
Издательства, а иногда и страны, оформляют свои стенды замысловато и национально. На финском стенде, например, была когда-то представлена настоящая финская сауна — дизайн делал специалист по саунам, известный архитектор Пекка Томмила.
Американские издательства любят использовать в оформлении стендов реквизиты и муляжи из кинофильмов — однажды были выставлены скафандры и оружие из фантастического фильма «Дюна», а в другой раз — пластмассовое чудовище из фильма «Чужой», под ручку с которым я поспешил сфотографироваться.
И книги, книги, книги. Франкфурт — книжная Мекка, и здесь есть все — литература всех жанров, книги всех форматов, одетые в невероятные платья-обложки, книги с вмонтированными в них аудиокассетами, кассеты, заменяющие книги, — вы можете не читать, а слушать что-либо, вставив кассету в магнитофон вашего автомобиля по пути на работу и обратно…
Современная полиграфия, качество бумаги, краски, фотокомпьютерный набор, средства связи позволяют в немыслимо короткие по нашим стандартам сроки написать, отредактировать и напечатать все что угодно.
Тем из наших издателей, авторов, чиновников, кто попадает во Франкфурт, сразу становится ясно, почему так туго продвигаются на международный книжный рынок наши книги, в том числе и лучшие — иллюстрированные детские издания: бумага, картон, полиграфия, дизайн не идут ни в какое сравнение с тем, к чему привык зарубежный читатель.
Полиграфия, кстати, с ее красками, запахами, огромными машинами, считается все более вредным, все более неприятным производством, и американцы, например, тихо, без болтовни и хвастовства выталкивают ее из Америки — масса книг печатается ими на Тайване, в Японии, в Италии.
ВААПу необычайно везло на дипломатов: деятельный Жаров, выстроивший основы международных связей Агентства, умница Лебедев, уехавший из ВААПа на высокую должность Представителя СССР во Всемирном Совете Мира, потом — посол в Праге, покойный Клименко, нелюбимый многими за крутой нрав, но толковейший работник, Лордкипанидзе (брат того самого «Лорда»), проработавший в Агентстве недолго, но умело, — все они казались мне исключениями из нашего загранаппарата.
Но сильнее всех был, безусловно, Николай Михайлович Вощинин, которого Лебедев сменил в Хельсинки. Он, как мне казалось, отвечал решительно всем качествам настоящего дипломата — всегда прекрасно одет и подтянут, немногословен, свободно говорит на четырех-пяти языках, организатор и педант-канцелярист, опыт дипломатической работы огромный. При этом — начитанность и глубокие знания в различных областях, общительность, постоянная готовность помочь, словом, явление в нашей жизни редкое.
Его приход в ВААП совпал у него с длинным рядом серьезных семейных неприятностей, и я, уже переживший такое, проникся сочувствием. Сложились хорошие рабочие, а потом и личные отношения — для спецслужбиста «под крышей» неоценимая поддержка и подспорье в работе — ведь Вощинин вел всю международную работу Агентства.
И вот ведь незадача — и у него, дипломата и хитреца, который сидя в зале Совета Мира, ЮНЕСКО или ООН, мог в десять минут просчитать, как будет голосовать за такое-то предложение, скажем, делегат Занзибара или Берега Слоновой Кости, опять-таки не сложились отношения с обитателями третьего этажа.