Первая часть этой формулы заимствована из просветительской философии XVIII века, согласно которой окружающая среда – это единственный фактор, формирующий разницу в характерах, убеждениях, добродетельности и порочности. К этой формуле добавлены некоторые положения из учения католической церкви: хотя большинство людей может спастись с помощью церкви (по китайской формуле под влиянием нового окружения), те, кто не может быть обращен, погибают. Правда, китайский метод, в отличие от других форм диктатуры и коммунизма, не начинает с применения насилия; китайская система убеждает, и это убеждение зиждется не столько на разуме, сколько на эмоциях, на чувстве вины, отчуждения, на желании воссоединиться с группой – партией и общиной, но не с семьей, как это было прежде.
Это не означает, что китайские лидеры отказались от применения силы; силу применяют и в процессе убеждения. Но есть и коренное отличие между китайским и сталинским методами. Сталин желал ликвидировать все опасные элементы, а китайцы хотят их «просветить». Никогда русские не предпринимали таких титанических усилий для управления умами и страстями людей, как это делали китайцы; никогда психологический метод «убеждения» (индивидуального и общественного промывания мозгов) не был более универсальным, более тщательным и, прямо скажем, более успешным.
Основной чертой китайского коммунизма, в двух словах, является умелое возрождение религии китайскими лидерами. Конечно, это религия без бога, но, в конце концов, ни даосизм, ни конфуцианство не имели в своих системах теистической концепции божества. Новая китайская религия сосредоточена вокруг строгой нравственности, которая сама по себе не покажется чуждой западному наблюдателю. Главными пороками считаются гордыня, лживость, эгоизм; их надо заменить смирением, скромностью и бескорыстным служением народу. Эта новая религия имеет множество ответвлений. Она влияет на политические взгляды человека, на его личные привычки, на его философию; в любой сфере жизни есть «правильное» и «неправильное», «доброе» и «злое». Путем «реформы мышления», воспитания, образования и переобучения индивида заставляют увидеть «зло» в самом себе, а помимо этого индивида учат, как достичь «добра». Человека убеждают освободиться от «грязи» и «очиститься». Мысли и чувства, отвлекающие от высоких морально-политических целей, подлежат искоренению, ради которого человек должен не жалеть своих сил[138].
Эта система тотальной обработки настолько же эффективна и ужасна, насколько и вездесуща. Она являет собой полную противоположность ценностям индивидуализма и свободного критического мышления, любимым цветам в саду западной культуры. Надо заметить, что было бы наивностью забывать о том, что такой контроль мышления был обычным делом во многих религиях, и такой метод идеологической обработки существовал во многих и многих культурах.
Эти и другие свойства китайского коммунизма можно по-настоящему понять только при рассмотрении его феномена в целом и только после этого сравнить его с русской советской системой.
Во-первых, китайская революция – это в первую очередь крестьянская революция, а не пролетарская. Этот факт красноречиво говорит о том, что это не была революция в марксистском понимании этого слова. Китайским лидерам пришлось немало потрудиться для того, чтобы отыскать теоретическую формулу, позволившую бы сгладить это явное противоречие, но здесь нет возможности заниматься их рассуждениями[139]. Революция взяла курс на коллективизацию в аграрном секторе, и кульминацией этого курса стало создание коммун в 1958 году.
Для того чтобы оценить сельскохозяйственные проблемы Китая, следует вспомнить, что в США сельскохозяйственные угодья занимают 570 тысяч квадратных миль при населении 180 миллионов человек, а в Китае – всего 425 тысяч квадратных миль сельхозугодий при населении около 650 или 700 миллионов человек[140]. Несмотря на то что пока нет особых надежд на увеличение площади сельхозугодий, есть, как отмечает Фэрбэнк[141], реальная возможность увеличить производство продовольствия за счет усовершенствования ирригации и применения удобрений, в том числе неорганических. (Здесь надо заметить, что часть американских излишков продовольствия, за хранение которых мы платим больше, чем стоит вся экономическая помощь азиатским странам, могла бы быть передана Китаю на условиях дешевого долгосрочного кредита.)