С минуту Уэйт смотрел на нее, смотрел, как теребит она кончики кос, ждал, что она заговорит. Потом буркнул, прошел перед ней, взял шапку с гвоздя и вышел.
Было холодно. Все укрыл зернистый снег трехдневной давности, земля сделалась бугристой, и ряды голых шестов для фасоли перед домом выглядели глупо. Собака, услышав стук двери, выползла из-под дома и, не оглядываясь, побежала к пикапу.
– Сюда иди! – крикнул Уэйт; голос его прозвучал глухо в морозном воздухе.
Он нагнулся и обнял ладонью холодный сухой собачий нос.
– В этот раз посиди-ка дома, – сказал он. – Да, да.
Он потрепал собаку по уху и обернулся. Холмов Стейтес-Хиллс за долиной не было видно из-за низкой облачности, а видна только волнистая равнина со свекловичными полями, белая с черными прогалинами, куда не лег снег. И лишь один дом вдалеке – Чарли Тредуэлла; но окна в нем не светились. Ни звука кругом, только низкий потолок туч, давивший на все. Он думал, что будет ветер, но и ветра не было.
– Сиди здесь. Слышишь?
Он пошел к пикапу, преодолевая неохоту. Ночью у него опять был сон – о чем, он не мог вспомнить, но неприятный осадок от него остался. На первой передаче он доехал до ворот, вылез, отпер их, проехал, снова вылез и запер. Лошадей он больше не держал, но привычка запирать ворота так и осталась.
По дороге навстречу ему ехал грейдер, нож его скрежетал всякий раз, наехав на смерзшуюся щебенку. Он не спешил и несколько минут стоял, дожидаясь, когда грейдер подъедет. Один из мужчин в кабине высунулся с сигаретой в руке, помахал ему, и они поехали дальше. Но Уэйт на них не смотрел. Когда они проехали, он вырулил на дорогу. Проезжая мимо Тредуэлла, посмотрел на дом, но света в окнах по-прежнему не было; не было и машины на дворе. Он вспомнил, что несколько дней назад Чарли Тредуэлл рассказал ему о своей воскресной ссоре с каким-то парнем, который днем перелез через его забор и стрелял по уткам в пруду, прямо за коровником. Утки прилетают ко мне каждый день, сказал Чарли. Утки
Слева остался Форт-Симко – за восстановленным палисадом стояли старые беленые дома. Ворота были открыты, за ними были припаркованы несколько машин и прогуливались люди в пальто. Он не стал останавливаться. Однажды учитель повез туда ребят на экскурсию, но Уэйт в тот день оставался дома. Он опустил стекло, отхаркался и плюнул, проезжая мимо ворот.
Свернув на боковую дорогу, он доехал до дома Джозефа Орла. Во всех окнах горел свет, даже на террасе. Уэйт проехал дальше, до пересечения с Кауич-роуд, там вылез из машины и прислушался. Он подумал, что они могли уже уехать, можно поворачивать домой, – но тут послышались далекие глухие выстрелы за полем. Он подождал немного, потом взял тряпку, обошел машину и попытался вытереть снег и наледь по краям ветрового стекла. Оббил ноги, перед тем как сесть, проехал еще немного, пока не показался мост, и увидел следы колес, уходившие в лесок, – там, он понял, должна стоять их машина. Он подъехал к серому седану сзади и выключил зажигание.
Сидел в кабине, ждал, возил ногой туда и сюда по педали тормоза и слышал время от времени выстрелы. Через несколько минут терпение кончилось, вылез и нехотя обошел капот. Он ничем не занимался здесь уже года четыре или пять. Прислонился к крылу и окинул взглядом поле. Непонятно было, куда утекло все это время.
Он вспомнил себя маленьким и как хотел вырасти. Он часто приезжал сюда, ставил у реки капканы на ондатру, переметы на форель.
Уэйт огляделся кругом, пошевелил пальцами в ботинках. Все это было давно. Когда подрос, услышал, как отец сказал, что землю эту оставит своим трем мальчикам. Но обоих братьев убили. И все досталось Ли Уэйту.
Он помнил, как умерли. Первым – Джимми. Помнил, как проснулся от оглушительного стука в дверь – тьма, запах смолы от печки, на дворе автомобиль с зажженными фарами, работает мотор, и трескучий голос из громкоговорителя. Отец распахнул дверь, и весь проем загородила громадная фигура человека в ковбойской шляпе и с пистолетом – помощник шерифа. Уэйт?