Да помолчи уже, наконец. О чем мы говорим, когда говорим о любви

– Теперь и я ничего не чувствую, – сказал он. – А раньше было, но теперь больше нет. – Может, его из меня страхом выгнало, подумал он. – Я хотел тебе кое-что показать. Ладно, уже поздно. Лучше спи давай, – сказал Хэмилтон.

Мальчик повернулся на бок и посмотрел, как его отец идет к двери, и посмотрел, как он кладет руку на выключатель. А потом мальчик сказал:

– Пап? Ты решишь, наверно, что я с ума сошел, но было б здорово тебя знать, когда ты был маленький. То есть чтоб тебе примерно столько лет было, сколько мне сейчас. Это как… это как я уже по тебе скучаю, если об этом сейчас подумаю. Спятить можно, да? Все равно, оставь, пожалуйста, дверь открытой.

Хэмилтон оставил, но потом передумал и прикрыл ее наполовину.

В чем дело? [31]

Штука в том, что машину продавать нужно спешно, и Лео отправляет это делать Тони. Тони сообразительная и вообще яркая личность. Раньше торговала детскими энциклопедиями вразнос. И его на такую подписала, хотя у него не было детей. Потом Лео позвал ее на свидание, а свидание вот к чему привело. Продать нужно за наличку и сделку совершить сегодня вечером. Завтра тот, кому они должны, может арестовать машину. В понедельник они предстанут перед судом, полностью в шоколаде – но весть о них разнеслась вчера, когда их юрист разослал письма о намерениях. О слушании в понедельник волноваться не стоит, сказал юрист. Им зададут несколько вопросов, они подпишут несколько документов, и на этом всё. Но кабриолет продавайте, сказал он, – сегодня, прямо вечером. Маленькую машинку, машину Лео, могут оставить, тут беды нет. Но если они явятся в суд с этим здоровенным кабриолетом, суд его отберет как пить дать.

Тони наряжается. Сейчас четыре часа пополудни. Лео переживает, что закроются площадки. Но Тони облачается не спеша. Надевает новую белую блузку с широкими кружевными манжетами, новый костюм-двойку, новые каблуки. Из соломенной сумочки своей перекладывает все в новый лаковый кожаный ридикюль. Рассматривает мешочек для косметики из ящеричной кожи и его тоже кладет. Тони два часа занималась прической и лицом. Лео стоит в дверях спальни и постукивает костяшками пальцев по губам, наблюдает.

– Ты мне на нервы действуешь, – говорит она. – Хоть не висел бы над душой, а? – говорит она. – Так скажи мне, как я выгляжу.

– Ты выглядишь прекрасно, – говорит он. – Здорово ты выглядишь. Я б у тебя машину купил не сходя с места.

– Но у тебя нет денег, – говорит она, вглядываясь в зеркало. Взбивает себе волосы, хмурится. – И кредит у тебя паршивый. Ты ноль без палочки, – говорит она. – Дразнюсь, – говорит она и смотрит на него в зеркале. – Не будь таким серьезным, – говорит она. – Сделать это надо, поэтому я это сделаю. Если ее выведешь ты, еще повезет, если выручишь за нее триста-четыреста долларов, мы же оба это знаем. Милый, тебе повезет, если не придется им доплачивать. – Она взбивает прическу в последний раз, поджимает губы, промокает помаду салфеткой. Отворачивается от зеркала и берет ридикюль. – Придется ужинать или что-то как-то, я уже тебе говорила, у них такой подход, я же их знаю. Но не беспокойся, выберусь оттуда живой, – говорит она. – Я со всем справлюсь.

– Господи, – произносит Лео, – вот надо было это говорить?

Она пристально смотрит на него.

– Пожелай мне удачи, – говорит она.

– Удачи, – говорит он. – Бумаги на машину с собой? – говорит он.

Она кивает. Он идет за нею по дому – за высокой женщиной с маленьким высоким бюстом, широкими бедрами и ляжками. Ковыряет прыщик у себя на шее.

– Уверена? – переспрашивает он. – Проверь. Тебе понадобятся бумаги на машину.

– У меня есть бумаги на машину, – отвечает она.

– Проверь.

Она вроде бы начинает что-то говорить, вместо этого смотрится в переднее окно, а затем качает головой.

– Хотя бы позвони, – говорит он. – Дай мне знать, что происходит.

– Позвоню, – говорит она. – Чмок-чмок. Сюда, – говорит она и показывает на уголок своего рта. – Осторожней, – говорит она.

Он придерживает ей дверь.

– Где сначала пробовать будешь? – спрашивает он. Она проходит мимо него на крыльцо.

С другой стороны улицы на них смотрит Эрнест Уильямз. В бермудах, пузо висит, он глядит на Лео и Тони, направляя распылитель на свои бегонии. Однажды прошлой зимой на праздники, когда Тони с детьми уехала к матери, Лео привел домой женщину. В девять на следующее утро, холодной туманной субботой, Лео проводил женщину до машины, удивил Эрнеста Уильямза на тротуаре с газетой в руке. Туман снесло, Эрнест Уильямз уставился, затем шлепнул газетой себе по ноге, сильно.

Лео припоминает тот шлепок, горбит плечи, говорит:

– Ты какое-то место первым имела в виду?

– Пойду по очереди, – отвечает она. – Первая стоянка, а потом просто по очереди.

– Начинай с девятисот, – говорит он. – А потом уступай. Девятьсот – нижний порог по «Синей книге»[32], даже если за наличные.

– Я знаю, с чего начинать, – говорит она.

Эрнест Уильямз поворачивает шланг в их сторону. Пялится на них сквозь брызги воды. Лео так и подмывает выкрикнуть признание.

– Просто проверяю, – говорит он.

– Ладно, ладно, – говорит она. – Я поехала.