Да помолчи уже, наконец. О чем мы говорим, когда говорим о любви

– Нормально.

– Гусей добыл?

Фаррелл потер ладони, сплетая пальцы, наконец сложил руки на колени.

– Нет, наверное.

– Жалость какая. Я слышал, ты стрелял. – Он перекатил сигару в другой угол рта и попробовал раскурить, но та уже остыла. Он с минуту ее пожевал, затем отложил в пепельницу и глянул на Фаррелла. – Не мое, конечно, дело, но если ты из-за чего-то дома переживаешь… Мой тебе совет, не воспринимай слишком уж всерьез. Проживешь дольше. Седины не будет, как у меня. – Он кашлянул, рассмеялся. – Знаю, сам таким же был. Помню я…

Фаррелл сидит в большом кожаном кресле под латунным торшером, смотрит, как Айрис расчесывает волосы. На коленях он держит журнал, чьи глянцевые страницы раскрыты на сцене бедствия, землетрясение, где-то на Ближнем Востоке. Если не считать маленького светильника над туалетным столиком, в комнате сумрачно. Щетка быстро движется по волосам длинными ритмичными взмахами, вызывая в комнате слабый скрип. Ему еще нужно позвонить Фрэнку и подтвердить поездку на охоту утром. В окно снаружи вползает холодный влажный воздух. Она пристукивает щеткой по краю туалетного столика.

– Лью, – говорит она, – ты знаешь, что я беременна?

Ему тошно от ее ванного запаха. Ее полотенце наброшено сзади на унитаз. В раковине она рассыпала тальк. Теперь он намок и слипся, и от него по белым краям толстое желтое кольцо. Он его стирает и смывает в сток.

Он бреется. Повернув голову, можно заглянуть в гостиную. Айрис в профиль сидит на табуреточке перед старым туалетным столиком. Расчесывает волосы. Он откладывает бритву и умывается, затем снова берет бритву. В этот миг и слышит, как несколько первых капель дождя разбрызгиваются по крыше…

Он выносит ее на веранду, отворачивает лицом к стене и накрывает. Возвращается в ванную, моет руки и запихивает тяжелое, пропитавшееся кровью полотенце в корзину с грязным бельем. Немного погодя выключает светильник над туалетным столиком и снова садится в кресло у окна, слушая дождь.

Фрэнк рассмеялся.

– Так то были пустяки, сущие пустяки. После мы прекрасно ладили. О, ну обычные перебранки время от времени, но стоило ей выяснить, кто тут на самом деле заказывает музыку, все пришло в полный порядок. – Он дружески пристукнул Фаррелла по колену.

Они въехали в предместье городка, мимо долгой череды мотелей с их сияющими красными, мигающими неоновыми вывесками, мимо кафе с запотевшими окнами, перед которыми теснились машины, и мимо мелких предприятий, темных и запертых до следующего дня. Фрэнк свернул направо на следующем светофоре, затем налево, и вот они уже на Фаррелловой улице. Фрэнк подъехал сзади к черно-белой машине, у которой поперек багажника мелкими белыми буквами выписано УПРАВЛЕНИЕ ШЕРИФА. В лучах фар от их машины они видели внутри еще одно стекло, укрепленное проволочной сеткой, отчего заднее сиденье превращалось в клетку. От капота их машины валил пар и смешивался с дождем.

– Может, и за тобой приехал, Лью. – Он начал открывать дверцу, затем хмыкнул. – Может, они обнаружили, что ты без лицензии охотишься. Пошли, я сам тебя сдам.

– Нет. Ты езжай, Фрэнк. Все в порядке. Со мной будет все в порядке. Погоди минутку, дай мне выйти!

– Господи, ты и впрямь думаешь, что за тобой! Погоди минутку, ружье не забудь. – Он откатил окно и передал его Фарреллу. – Похоже, дождь вообще никогда не кончится. Увидимся.

– Ага.

Наверху весь свет в его квартире был зажжен, и у окон, как фриз, стояли размытые фигуры и смотрели вниз сквозь дождь. Фаррелл встал за машиной шерифа, держась за гладкий, мокрый хвостовой плавник. На его непокрытую голову лил дождь и забирался под воротник. Фрэнк проехал несколько ярдов по улице и остановился, обернувшись. Фаррелл держался за хвостовой плавник, чуть покачиваясь, а вокруг него падал мелкий непроницаемый дождь. По ногам ему хлестала вода из канавы, пенясь, вихрилась в громадную воронку у водостока на углу и неслась вниз, к центру земли.

О чем мы говорим, когда говорим о любви [50]

Посвящается Тесс Галлахер

Чего не танцуете? [51]

На кухне он налил себе еще выпить и поглядел на спальный гарнитур во дворе. Голые матрасы – простыни в полоску сложены на шифоньере, рядом с двумя подушками. А в принципе, все почти так же, как в спальне: тумбочка и лампа с его стороны, тумбочка и лампа с ее стороны.

Его сторона, ее сторона.

Он поразмыслил над этим, потягивая виски.