– Поговорим о ваших родителях. Ваш отец был полицейским, верно? Вы сказали доктору Элайасу, что не видели его двадцать пять лет. А ваша мать провела более десяти лет в психиатрической клинике после сделки с правосудием?
Питер едва сдерживал раздражение. Зачем спрашивать, если ответы и так известны?
– Вы не могли бы рассказать, что тогда произошло? Мы говорим об инциденте, когда вам было четырнадцать лет.
Питер ждал этот вопрос, но, услышав его, растерялся. В лежащих перед комиссией бумагах были изложены мельчайшие подробности той истории. К чему заставлять его рассказывать?
– Двадцать четыре года. Последний раз я видел моего отца двадцать четыре года назад, а не двадцать пять.
– А ваша мать? Она применила насилие? Выстрелила в вашего соседа? Вы сказали доктору Элайасу, что у вашей матери был параноидальный бред и что позже у нее диагностировали шизофрению, но, возможно, ошибочно. Насколько хорошо вы знакомы с ее диагнозом и методами лечения?
– Да.
– Что да, Питер? – спросил психиатр.
– Да. Она применила насилие.
– Вы поддерживаете с ней отношения? Она все еще проходит курс лечения?
– Мы виделись недавно. Ей стало лучше. Современные лекарства эффективнее, чем раньше.
– Питер, нужно отвечать на все наши вопросы, а не только на те, которые вам нравятся, – сказал психиатр.
Питер вздохнул:
– То, что тогда случилось… Тот инцидент, о котором вы спрашивали. Да, это было ужасно, но моя мать была больна и не получала должной поддержки. Я был ребенком и ничего не понимал, но мой отец мог бы догадаться, что ей необходимо лечение. Впрочем, теперь это не имеет значения. Даже мой тесть нашел в себе силы жить дальше, и я не совсем понимаю, отчего эта история так волнует посторонних и как она связана с нашим разговором.
– Ваш тесть? А он здесь при чем?
Питер осекся. Неужели он об этом не говорил? Ни разу не упомянул за двенадцать недель мучительных сеансов у психиатра? Он был уверен, что они все знают. Питер судорожно соображал, что делать, чувствуя, как доктора навострили уши в ожидании ответа.
– Отец моей жены и есть тот сосед, в которого стреляла моя мать.
Все трое синхронно сделали пометки в блокнотах.
В итоге никто даже не удосужился попросить его подождать во время обсуждения в коридоре. Питеру Стенхоупу было предписано немедленно подать рапорт об отставке с сохранением жалованья до конца года.
Выйдя из комнаты, Питер увидел Бенни, а рядом с ним на скамейке Фрэнсиса Глисона.
– Что вы тут делаете? – спросил он.
Фрэнсис несколько раз звонил им домой, узнавал, как дела, что нового. Возможно, Кейт ему тоже звонила.
– Я просто решил прийти, – сказал Фрэнсис. Он надвинул на лоб свою всегдашнюю твидовую кепку. Во всем здании Фрэнсис был единственным мужчиной, не потрудившимся снять головной убор. – Как все прошло?
Бенни спрашивать не стал – он уже все знал.
– Ничего, подадим апелляцию, – сказал он.
Питер прошел мимо них к лифтам, нажал кнопку, но, не дождавшись, стал спускаться по лестнице.
– Ты согласился на реабилитацию? И на все остальное? – прокричал Бенни в лестничный пролет.
На улице наконец-то запахло осенью, его любимым временем года. В сентябре ему всегда хотелось накупить новых тетрадок, наесться яблок и отмахать кросс на десять километров. Идеальное время для бега по пересеченной местности: летняя жара уже спала, а до первых холодов еще далеко.
Шустрый Бенни уже поджидал Питера на парковке.
– Подумай неделю, – сказал Бенни. – Если не хочешь подавать апелляцию, я назначу пенсионные слушания. – Бенни сочувственно наклонил голову и положил руку Питеру на плечо. – Сам-то как? Ничего?
– Вполне себе. Нормально, пожалуй.
– Питер! – крикнул Фрэнсис с другой стороны парковки.
Было видно, что он отчаянно старается идти быстрее. Питер прислонился к бамперу своей машины.
Бенни поспешил распрощаться, чтобы оставить родственников наедине.
– Фрэнсис, тебя куда-нибудь подбросить?
– Нет, меня друг подвез. Я просто хотел сказать…
– Что?
Фрэнсис приложил ко лбу ладонь козырьком, прячась от солнца.
– Не переживай. Я на твоей стороне.
– Вернее, на стороне Кейт.
– Да, – ответил Фрэнсис. – Так и есть. На стороне Кейт. Но мне казалось, что вы с ней на одной стороне.
– Зачем вы здесь?
Фрэнсис посмотрел по сторонам.
– Я просто хотел тебе сказать, что все наладится. Ты еще молод. Тебе может казаться, что все, конец, но это не конец. Я знаю, каково это – так рано оказаться не у дел.
Питер сорвал галстук и скомкал его в кулаке.
– Я хороший коп.
– Я знаю.
– Это была случайность. Такое постоянно происходит. У Бенни есть статистика по схожим эпизодам. И если нет жертв, никого не увольняют.
Фрэнсис ответил не сразу.
– Возможно, так и есть, но разве тебя уволили из-за этого? Только потому, что ты разрядил обойму в стену?
Питер отвернулся и стал шарить по карманам в поисках ключей от машины.
– Еще из-за того, что я…
– Из-за чего?
Он замолчал.
– Я так скажу – тебе все равно надо на реабилитацию. Я дам денег, если департамент откажется ее оплатить, а вы с Кейт сами не потянете. Ей мы можем не говорить. Это останется между нами.
– У меня нет секретов от Кейт.