– Знаешь, – сказал Фрэнсис, когда они сели за стол. – Мне всегда казалось, что людям надо помогать, но после той ночи я сильно изменился. Тогда я испугался, что кто-то из вас пострадает. А потом начал думать, что не стоило мне вмешиваться. Надо было просто позвонить в полицию и ждать, как гражданский. Оставить Питера на ночь у нас, и пусть бы вы там делали что захотите. Пусть бы даже ты убила Брайана или он тебя. Боюсь, вернись я после ранения на службу, я стал бы плохим полицейским. Так и ждал бы, пока кого-то убьют, прежде чем вмешиваться.
– Нет, я так не думаю, – сказала она.
Они долго молчали.
– В Ирландии один учитель посоветовал мне с кем-нибудь поговорить, – начала Энн. – У меня умерла мама, и вообще было плохо.
– И с кем ты поговорила?
– Он сказал поговорить со священником. Дело было в шестидесятые.
– А, понятно.
– Я поблагодарила за совет, но говорить не стала. Это был тот самый священник, который не позволил похоронить маму возле церкви. С какой стати мне было раскрывать перед ним душу? Маму закопали у ограды церковного кладбища, в неосвященной земле.
В родном городе Фрэнсиса был похожий случай. Местный священник запретил хоронить самоубийцу на кладбище. Беднягу закопали неизвестно где и больше о нем не говорили. Его смерть как будто осталась незамеченной. Только мать Фрэнсиса отнесла вдове дюжину крестовых булочек.
– В Америке, когда я потеряла ребенка, мне тоже нужно было с кем-то поговорить, но я не стала.
– Ну, тогда так было не принято.
– Уже многие так делали.
– Кто-то, может быть, и делал, но не мы.
– А ты с кем-то говорил после того, что случилось? – спросила Энн.
– Нет, конечно. Даже в голову не пришло. Я понятия не имею, где искать таких докторов.
– А Питер?
– Сомневаюсь. Разве что с психиатром из департамента после недавнего случая. Но это совсем другое.
– Теперь придется. Если он поехал туда, куда мы думаем.
Они сидели в тишине, слушая, как дождь стучит в дверь и окна.
– Слушай, на свете полно людей, которым нужно с кем-то поговорить, но они не говорят, и они ни в кого не стреляют.
Энн подняла на Фрэнсиса глаза, словно спрашивая, обвиняет он ее или прощает. Догадаться она не могла.
– В тот вечер ты не понимала, что делаешь. Как и я сам.
Прощена. Энн закрыла лицо руками и отвернулась к стене. Фрэнсис подумал, что сделала бы на его месте Лина, но не смог заставить себя похлопать Энн по спине или налить ей чаю. Он снял с нее толику вины – для одного вечера достаточно. Сказать по правде, Фрэнсиса не меньше Энн удивило собственное великодушие. Он отошел к окну, чтобы дать ей побыть наедине с собой.
Много лет он чувствовал себя обязанным ее ненавидеть, но теперь ненависть ушла, внезапно осознал Фрэнсис. Осталась только жалость. Эта женщина потеряла почти все. Фрэнсис ничего не знал о том, как Энн жила все это время, но почти видел, как одиночество сочится из пор ее кожи, обволакивает ее коконом. А у Фрэнсиса были три дочери, к которым он мог прийти в гости в любой момент, семеро внуков и Лина. Когда в начале лета он упал во дворе, все четыре были на месте через час и устроили целый консилиум, решая, везти ли его в больницу. А если бы упала Энн?
Фрэнсис облегчил ее бремя – и свое тоже. Он сказал Энн правду.
Кейт вернулась в начале десятого и, увидев в окне Фрэнсиса, едва не развернула машину. Ну конечно, Сара позвонила отцу, хотя ее просили этого не делать, и он тут же вызвал такси. После предыдущей поездки на Лонг-Айленд он получил от Лины грандиозный нагоняй и пообещал, что больше без ее разрешения за руль не сядет. И сдержал обещание. Кейт захотелось уехать, позвонить с дороги и сказать, что она задерживается из-за грозы. Она почти не покривила бы душой: гроза и впрямь была сильная. Но тут темный отцовский силуэт придвинулся к стеклу. Он ее заметил.
Путь в клинику был осенен надеждой – хрупкой, как хрустальный шарик для гаданий, в котором они с Питером пытались разглядеть будущее. Но дорогу домой словно окутало облако печали, пару раз Кейт становилось так тяжко, что хотелось вырулить на обочину и перевести дух. Когда стеклоочистители перестали справляться с дождем, Кейт остановилась у закусочной купить кофе, но не смогла заставить себя выйти из машины.