Да – тогда и сейчас

О чем они проговорили целых полтора часа? В баре было жарко, пришлось снять пальто и шарфы и сложить на коленях, поскольку у барных стульев не было спинок. Лина ни за что не позволила бы ему сесть на табурет без спинки. А если он потеряет равновесие? Их с Джоан колени почти соприкасались, ворот ее блузки немного сбился набок, обнажив ключицу. Фрэнсис расспрашивал Джоан о работе. Когда он дважды повторил один и тот же вопрос, она рассмеялась, опустила подбородок, словно пытаясь спрятать радость, а потом снова подняла голову и посмотрела так, будто читала его мысли.

С ней было на удивление легко. Фрэнсис чувствовал себя молодым и сильным, совсем не похожим на человека, над которым Лина тряслась, как наседка. Джоан называла вещи своими именами. Поначалу это ему помогало. Но со временем именно ее откровенность добавила Фрэнсису причин презирать себя.

– Я живу в апартаментах «Хиллтоп», – сказала Джоан. – Снимаю, пока не разберусь с делами.

Она дотронулась до его руки, коснулась указательным пальцем предплечья – лишь на мгновение; Фрэнсис мог бы решить, что ему почудилось, если бы его сердце не забилось в ответ. Джоан уже надевала пальто и перчатки. До ее дома было совсем не далеко. Фрэнсис боялся, что она услышит его сердцебиение. Звук их шагов тонул в гомоне ярмарки. В середине декабря темнеет рано, и шафрановое закатное небо быстро сделалось лиловым, а потом темно-серым. Джоан распахнула дверь в подъезд. Ожидая лифт, они стояли плечом к плечу, не глядя друг на друга.

– Что мы делаем? – произнес Фрэнсис, когда они вошли в квартиру.

Джоан лишь улыбнулась и полезла в шкаф за бокалами. Она включила телевизор на минимальную громкость. Притворяться не было смысла, но Фрэнсис все равно трясся, словно школьник. Он потрогал глаз: месяц назад ему поставили протез, за сумасшедшие деньги раскрашенный художником из Коннектикута. Девочки были потрясены тем, как красиво и реалистично получилось. «Стоит своих денег», – заявила Лина, хотя денег предстояло выложить еще немало. Фрэнсис решил, что подумает о том, стоит ли один искусственный глаз такой суммы, когда полностью расплатится. И все же было здорово общаться с людьми, как раньше, не делая вид, будто не замечаешь, как собеседник отводит взгляд от его старого протеза, неудобного и уродливого. Кейт говорила, что с повязкой и то лучше. И Фрэнсис так привык к повязке, что теперь чувствовал себя голым.

Джоан положила ему на шею руки, холодные, несмотря на перчатки, провела ими по рукам до запястий. Фрэнсис вздрогнул и притянул ее к себе, совсем как в мае, семь месяцев назад.

К Лине это отношения не имело. Лину он любил так же сильно, как в день их свадьбы. Это касалось только его, только его чувств, его желаний, всего того, чего ему не хватало. Неважно, что произошло между ним и Джоан – и что еще произойдет, – разве не может это существовать само по себе, отдельно от Лины? Но уже час спустя, выйдя от Джоан, быстрым шагом добравшись до южного входа на ярмарку – как будто он просто ходил к пруду – и увидев перепуганное лицо Лины, которая ждала его на разделительной полосе, среди оставшегося от гуляний мусора, Фрэнсис понял: это касается и ее тоже. Он был хорошим копом, хорошим мужем, хорошим отцом. И даже не просто хорошим, а прекрасным – Фрэнсис мог сказать это без ложной скромности. Именно потому, что он был таким славным, ответственным и отзывчивым, судьба занесла его в неурочный час на порог соседского дома и забросила в новую реальность, в которой он перестал быть и копом и, похоже, хорошим мужем. Остался ли он хорошим отцом? Хотелось бы верить; но теперь Фрэнсис начал сомневаться и в этом.

– Говорят, у пожарной станции гололед, – заявила Лина. – Кто-то даже упал.

В ее тревоге слышалось обвинение.

– Со мной все хорошо, – ответил Фрэнсис, забирая у жены сумки. Она захватила из дома скатерть и подносы.

– Люди проливают напитки, а они на таком морозе тут же превращаются в лед… С тобой точно все хорошо?

– Лина, пожалуйста, бога ради, хватит все время допытываться, все ли со мной в порядке! Хватит! – Слова прозвучали резче, чем хотелось. – Я зашел в новый бар. Посидел там, с людьми пообщался.

– Прости, – пролепетала Лина, потирая виски. – Я плохо себя чувствую. Думала, просто простыла, но пожалуй, это грипп.

Фрэнсис и Джоан встречались еще дважды. Дважды за десять дней. Сначала у нее дома, потом в парке к северу от Гиллама, который Лина терпеть не могла, поскольку считала, что на дорожках можно запнуться о треснувшую плитку или споткнуться о корень. Фрэнсис доехал на автобусе до торгового центра в Риверсайде, где его подобрала Джоан. Он прижал ее к бетонной стене закрытой на зиму парковой уборной. Джоан предложила снять на пару часов номер в «Холидей-Инн» на Двенадцатом шоссе и здорово развеселилась, увидев его изумленное лицо.

– Да ладно, – засмеялась она. – Я плачу́. Это же не «Плаза».

У стойки администратора она и вправду хотела достать деньги, но Фрэнсис тотчас вытащил свою кредитную карту. Вот только такого позора ему не хватало.