Да – тогда и сейчас

– Вашего дядю зовут Джордж Стенхоуп, – произнес проверяющий, и у Питера заныло в животе.

– Да.

– Ваша мать в настоящее время проживает на Шестой улице в Саратоге?

– Я не знаю, – ответил Питер. Хотя бы это было правдой.

– В тысяча девятьсот девяносто первом году она была арестована по обвинению в попытке убийства. Человек, в которого она стреляла, был ее соседом, сотрудником полиции, на момент совершения преступления находился не при исполнении. Признана невменяемой. Дело закрыто по соглашению сторон. Все верно?

Питер помолчал, слушая стук собственного сердца.

– Мне было четырнадцать лет. Меня не посвящали в подробности дела.

– Выстрел был произведен из личного оружия вашего отца?

– Полагаю, что да.

– Полагаете, что да. – Проверяющий отложил свои записи. – Вы блестяще справились с письменным экзаменом. У вас отменное здоровье. И диплом впечатляющий.

Питер ждал, что будет дальше.

– Но у психолога возникли сомнения. Я говорю о вашем тесте, Питер. Не о ваших родителях. О вас.

Питер подумал, что это может быть проверкой. Психологический тест состоял из тысячи вопросов и длился шесть часов. В числе прочего нужно было изобразить дом, дерево и себя. Он забыл нарисовать дверную ручку. Как войти в дом, если у двери нет ручки? Себя Питер нарисовал в шортах и беговой майке, а надо было, видимо, в костюме с галстуком.

– Что же касается личного дела вашего отца, то тут есть поводы для беспокойства. В январе восемьдесят девятого ему объявлено взыскание за появление на работе в нетрезвом состоянии.

– Я – не мой отец. Я его вообще теперь знать не знаю.

– А у вашего дяди Джорджа полно приводов. В основном по мелочи, но тем не менее.

Питер смотрел в узкое окошко, пытаясь собрать разбегающиеся мысли:

– Я не сделал ничего плохого. Это я поступаю в академию. Не мать, не отец и не дядя. Их прошлое не имеет значения, значение имеет только моя жизнь.

– Возможно, – ответил проверяющий. – Очень даже может быть. Посмотрим.

Он ждал две недели. Месяц. Шесть недель. Семестр в академии начинался совсем скоро, и Питер понимал, что не сможет учиться, если его имя не внесут в список курсантов. Кейт была в восторге от своей работы, несмотря на внеурочные, несмотря на все то, что приходилось видеть на местах преступлений, несмотря на то, что приходилось ползать на четвереньках с инфракрасным фонариком, выискивая пятна крови и биологических жидкостей.

– Что с тобой? – спросила она.

Они были в кино, но, украдкой поглядывая на Питера в мерцающем полумраке, Кейт замечала, что он не смотрит на экран. На середине фильма Питер взял ее за руку и потащил прочь из кинотеатра на стылый вечерний воздух.

– Когда мы будем жить вместе, Кейт? Когда поженимся? Когда начнем жить, как всегда мечтали, а не видеться два-три раза в неделю? Мне это не нравится.

Кейт рассмеялась. Они стояли в шести футах друг от друга на заплеванном тротуаре. Кассирша за стеклом читала книгу.

– Я серьезно. Ты хочешь замуж?

– Для начала ты должен попросить моей руки.

– Так я попросил. Десять лет назад.

– Нет, ты сказал, что мы поженимся, а меня не спрашивал. И тогда мне было тринадцать.

– Ладно. Ты хочешь стать моей женой?

– Разумеется, – ответила Кейт, – но ты же понимаешь, что это не считается официальным предложением. Питер, ради бога, скажи, что случилось.

Расхаживая по тротуару, Питер выложил все, начиная с той ночи, когда он решил стать полицейским, и кончая собеседованием и бесконечным ожиданием. Надо было рассказать обо всем сразу, но он хотел сделать ей сюрприз. Кейт слушала, зябко обхватив себя за плечи.

Питер не знал, что будет делать, если не поступит в академию. Теперь, когда он наконец нашел свой путь. Все копы разные, у каждого своя работа, своя жизнь, и наказывать одного человека за ошибки другого – чудовищная глупость. Наверное, надо позвонить проверяющему и попросить назначить новое собеседование, заключил Питер и спросил у Кейт, что она об этом думает.

– Он не сказал, что именно насторожило психолога?

– Нет. Возможно, он просто это выдумал.

Кейт кивнула. Питер представил, как она раскладывает все, что он сказал, по полочкам в своей голове.

– Если я не поступлю, давай переедем. Можно в Бостон или в Коннектикут. В Харфорд, в Стэмфорд. Вряд ли у них большой конкурс. К тому же…

– Питер. – Кейт протянула к нему руки. Он чувствовал ее тепло сквозь толстую куртку. – Ты уверен? Ты действительно этого хочешь?

– Да, – ответил Питер.

Он станет лучшим полицейским, чем отец. Таким, как Фрэнсис Глисон до ранения. Он доберется до высот, которых достиг бы Фрэнсис, если бы не выстрел. Он будет чтить дух и букву закона и подниматься по служебной лестнице.

– Кажется, я знаю, что делать. Но, пожалуйста, потерпи еще немного. Как, ты говоришь, зовут этого парня? Проверяющего.